Почему российские чиновники не хотят лечиться дома
Особенно непатриотично исцеление за границей смотрится опосля введения санкций – не каждый чиновник либо предприниматель сейчас может поправить здоровье за рубежом.Европейские, израильские и южноамериканские поликлиники обожают пациентов из России – они выплачивают за все. В неких странах даже создаются мед центры умышленно для русских «медицинских туристов». Единственное, в чем россиянину(и обитателю хоть какой иной страны)в Европе могут отказать, – трансплантация органов. Три года назад там приняли решение оказывать эту мед помощь лишь жильцам собственной страны – органов для трансплантации самим катастрофически не хватает. Для получения хоть какого иного вида мед поддержки они беседуют россиянам: Welсomе!
Напомним, на форуме ОНФ Владимир Путин произнес, что для чиновников «лечиться за границей — в том же ряду, что и иметь счет за границей». А вице-премьер Ольга Голодец на вопросец президента, где она лечится, ответила: «В России. У меня есть любимые поликлиники, но, к раскаянию, не постоянно есть результат».
«Доктор Питер» попытался узнать, что чиновники, о которых шла речь на форуме, и все, у кого есть средства, врачуют за границей, а что можнож врачевать и на отчизне.
У нас все есть
Российские лекари теснее не ощущают себя динозаврами в разговоре с сотрудниками из иностранных государств, как это было еще 15 – 20 годов назад. Говорят, что наши и европейские доктора работают на схожем оборудовании(«Тошиба», «Сименс»...), диагностические лаборатории обустроены одной и той же аппаратурой, теми же анализаторами. Лекарства — те же, как и стандарты их внедрения. Вообще, стандарты исцеления, принятые в России, никто не назовет отечественным изобретением, при их разработке учитывался опыт и евро, и южноамериканского, и израильского здравоохранения. На интернациональных симпозиумах и конференциях русские лекари беседуют с иностранными сотрудниками на одном языке. Но все, кто может уехать в иностранную больницу, едут. Чаще всего врачевать за рубежом желают онкологию и патологии мозга, а еще там желают рождать и восстанавливаться опосля томного болезни либо хирургического исцеления. Меньше всего у наших сограждан пользуется спросом иностранная офтальмология и стоматология, в заключительные годы свалился спрос и на кардиохирургию — стентирование и шунтирование. Все это в конце концов возникло и у нас.
В кардиохирургии без сложностей – прорыв
– Могу сказать по собственному опыту: теснее с 2005 года потребность в лечении сердечно-сосудистых болезней за рубежом начала сокращаться, – разговаривает основной доктор «Кардиоклиники» Надежда Алексеева. – Если ранее мы рекомендовали обратиться к иностранную больницу 30 – 40 клиентам в год, то сейчас это максимум 2 – 3 жителя нашей планеты. Например, на данный момент оформляем документы на пациента, которому в 1999 году сделали стентирование, в 2010 году у него появился рецидив(рестеноз), мы совладали сами, но на данный момент – опять рецидив. Ему требуется технически трудное вмешательство, которое в России выполняется изредка, а в германской больнице, которую мы превосходно знаем, это теснее постоянная практика. Вообще, рекомендуем ехать за границу лишь тем, кому в России, вправду, тяжело посодействовать из-за потребности в технически трудном лечении, из-за личных необыкновенностей. Например, когда надобно сходу сделать двойное стентирование и тройное шунтирование. Причем мы рекомендуем обращаться к тем докторам и в те поликлиники, которые знаем, не рекомендуем слепо веровать коммерческим компаниям, занимающимся организацией исцеления за рубежом. В Германии, к образцу, до этого пациентов из России врачевали по сиим же тарифам, что и германцев. Сейчас в россиянах видят источник заработка и выставляют запредельные счета.
Сложные операции на сердечко осваиваются и у нас. На днях, к образцу, ректор Национального исследовательского института физической культуры им. Лесгафта Владимир Таймазов поведал прилюдно, как доктора Центра Алмазова заменили ему два клапана и установили три шунта. Вообще, Центр Алмазова позиционируется как кандидатура иностранным больницам. И в доли кардиохирургии ему вправду в городке пока нет одинаковых – оснащение новое, самое современное и драгоценное. Другое дело, что ежели лечиться за собственный счет, то даже коллеги лекари беседуют, что в Финляндии то же стентирование обходится дешевле фактически на треть.
В нейрохирургии сможем все. Скоро
Как разов в Центр Алмазова из Университетской больницы Хельсинки пригласили нейрохирурга Юрия Кивелева – на данный момент он восоздает новое нейрохирургическое отделение, оно начало работать в июле. И к нему теснее потянулись пациенты, которых он оперировал в Финляндии. Но и он не готов еще сказать, что здесь можнож получить всякую помощь и за ней не надобно ехать к европейским соседям.
– Что дотрагивается нашего отделения, то мы пока ограничены изъяном оборудования – на данный момент организовываются его закупки. Когда оно будет установлено, вправду, сможем все. Например, будем врачевать томные аневризмы мозга, требующие открытых операций с широкопросветными анастомозами(подшив сосуда), сосудистые мальформации(состояния, при которых модифицированные сосуды мозга сплетаются в клубок). Сейчас в Петербурге эти патологии врачевать негде.
Но и здесь неувязка – доктора в Центре Алмазова могут либо сумеют все. А далее?«Не вижу точной связи меж хирургией и последующим исцелением, – разговаривает Юрий Кивелев. – Нейрохирургия – радикальная часть, но не единственная. Нужен комплекс – но в данной системе звенья нужного комплексного исцеления есть, а цепочки, которая их соединяла бы, нет».
Реабилитация есть, системы нет
Такая же ситуация и с теми, кому требуется помощь опосля перенесенного инфаркта. Сопредседатель Совета по инфаркту при комитете по здравоохранению, доктор кафедры неврологии и нейрохирургии ПСПбГМУ, д. м. н. Елена Мельникова согласна, что системы реабилитации в Петербурге нет, она лишь налаживается, а на данный момент работает в «ручном режиме». Есть поликлиники, в каких она работает не ужаснее, чем в иностранных мед центрах, к образцу Сестрорецкая больница №40. Но очередь на реабилитацию здесь – на полгода вперед.
– Если человек может ожидать полгода, означает, реабилитация ему не нужна, он может ехать в санаторий либо получать помощь амбулаторно, – разговаривает Елена Мельникова. – Чтобы восстановиться опосля острого нарушения мозгового кровообращения – инфаркта, реабилитация обязана начинаться сходу опосля реанимации, а позже – не откладывая, длиться в критериях спец сверхтехнологичного отделения больницы. Их в городке немножко, но они есть. Конечно, у их не таковой уровень удобства, как за рубежом: палаты с расчетом 18 – 24 кв. м. на жителя нашей планеты, прикроватные кресла, столики, особая многофункциональная кровать… В системе амбулаторной поддержки Петербурга тоже есть способности для реабилитации, но все это пока не построено, не скооперировано так, как обязано быть.
В итоге, ежели у жителя нашей планеты есть, как беседуют лекари, «реабилитационный потенциал» и материальные способности, то опосля инфаркта, инфаркта, подмены тазобедренного сустава они едут на реабилитацию в иностранные поликлиники. В городке – теснее с десяток дорогостоящих локоматов и иного классного оборудования для реабилитации. Но этот вид мед поддержки – самый дефицитный не совсем лишь в Петербурге, но и в стране.
«Онкологию врачуем одинаково» в убитых палатах со ветхим оборудованием
Чаще всего уезжают за предел те, у кого выявлено онкологическое болезнь. Кто-то именует числа до 25% от всех, у кого установлен этот диагноз. Конечно, цифра очевидно завышенная — нет у такового процента заболевших средств на исцеление в иностранных больницах. Но общее воззрение — в России от рака излечиваются те, кому подфартило. Хотя основной онколог Петербурга Георгий Манихас с сиим не согласен:
– Все раки лечатся по единичному протоколу в нашей и иных странах. И ежели бы те, кто уезжает в ту же Германию, лечился бы по германской гос програмке, отношение к отечественному здравоохранению у их не было бы настолько категоричным. Но там они за все выплачивают, в том числе за удобные условия присутствия, уход, применение уникальных фармацевтических средств, но не дженериков, исполнение безусловно всех советов – в отличие от нашей страны, где пациенты готовы спорить, там – диктат доктора. Случается и так, что когда средства на оплату исцеления «там» кончаются, они по возвращении домой обращаются в систему городского здравоохранения. Только здесь требуют лекарства безвозмездно.
– На самом деле, наши мед способности не уступают мировому уровню, – уверен основной онколог Петербурга. – Другое дело – условия присутствия и сервис. Это чрезвычайно тяжело обеспечить при изъяне среднего и младшего медперсонала, у которого и уровень подготовки не постоянно высочайший, да и склад ума иной. А еще труднее привлечь пациента в отделения, не видевшие ремонта десятилетиями. У нас, к образцу, таковых два — колопроктологии и торакальной хирургии, ведает Георгий Манихас. – Там работают классные профессионалы, мы смогли создать там современные операционные. Но сколько лет не делался текущий и косметический ремонт в этих отделениях, даже тяжело сказать: в 2001 году Городской онкодиспансер переехал в здание былей МСЧ Кировского завода, не ремонтировавшейся лет 20. Состояние палат, помещений амбулаторных служб не выдерживают критики, а финансирование ремонта затянули до невозможности. Я теснее не разговариваю о том, что и для нас и для иных больниц асфальтирование прилегающей местности – фактически невыполнимая задачка. А это – личико поликлиники, которое может кого угодно напугать. Тем наиболее жителя нашей планеты, привыкшего к удобным условиям.
Говоря о том, что исцеление у нас такое же, как на Западе, Георгий Манихас здесь же признает, что и с сверхтехнологичным оборудованием есть трудности: «Для радикального исцеления у нас есть все. Но оборудования не хватает – то, что есть, ломается, парк наших установок обветшал. Мы разумеем, что условно бесперебойно оно работает 5 лет».
В какой приватной больнице готовы лечиться чиновники
Другое дело – негосударственные центры, поточнее, один центр – МИБС им. Березина. В него обращаются и чиновники, и бизнесмены, и пациенты из иных государств – не совсем лишь СНГ, но и Европы. Радиологическое(гамма-нож и кибер-нож)и стереотаксическое исцеление(TrueBeam), лучевая терапия, современные аппараты КТ и МРТ(в том числе 3 Тесла)– не любая иностранная больница это имеет. А основное – есть своими мощами выученный работе на этом оборудовании персонал – самый великий недостаток в Петербурге и стране. Более того, из 30 центров протонной терапии в мире один строится данной компанией в Петербурге. В России аналогов пока нет, он достроится, как обещает директор МИБС Аркадий Столпнер, к концу 2017 года.
– За заключительные годы петербургские учреждения оснастили новейшей техникой, есть прекрасные доктора, которые делают неповторимые вещи, – разговаривает Аркадий Столпнер. – Они же ранее все это делали руками. Это лекари мирового уровня. Самая великая неувязка у нас – в среднем(первичном)звене. А от него тоже зависят результаты операций, проведенных на высшем уровне.
Офтальмология как полуостров надежной медицины
Отечественные офтальмологи постоянно с гордынею беседуют о том, что на интернациональных конгрессах их встречают с почтением: Россия – страна основателя микрохирургии глаза Святослава Федорова. Правда, в технике все его идеи воплотились за рубежом. Но офтальмологическая школа в мире по-прежнему считается одной из лучших.
– Все офтальмологи мира работают на одних и тех же аппаратах и делают одни и те же операции, – разговаривает основной офтальмолог Петербурга Юрий Астахов. А за предел едут почаще, чтоб получить так именуемое 2-ое воззрение(убедиться в правильности постановки диагноза в России)либо чтоб лечиться в наиболее удобных критериях. За мою практику я всего несколько разов рекомендовал обратиться в иностранную больницу – это были эксклюзивные случаи. Еще знаю, что наши сограждане едут в поликлиники, где проводятся исследования по творению искусственного зрения. Это экспериментальный способ, который не вошел еще в ежедневную практику ни в одной стране. На вопросец, лечатся ли у их чиновники, Юрий Астахов ответил: «Федеральные – лечатся, а городские нет, они еще юные, а хвори глаз почаще поражают жителей нашей планеты старшего возраста».
В том, что отечественная офтальмология – передовая, убежден и Эрнест Бойко, директор МНТК микрохирургии глаза им. Федорова:
– Но справедливости ради надобно сказать про «островной» нрав развития офтальмологии в нашей стране – не везде оно умеренно. Да, весь размер поддержки, включая самую трудную и технологичную, можнож получить в России. Но время от времени надобно отыскать для этого подходящего профессионала и учреждение. Зато там так сделают, что и за границей позавидуют. А ежели обратиться не по адресу – туда, где нет приготовленных профессионалов и оснащения, возникает потребность в заокеанских докторах. Психология и маркетинг здесь работают вовсю – там превосходно, где нас нет. Кстати, фактически всем клиентам, необыкновенно трудным, опосля консультаций за рубежом, включая и Америку, и Финляндию, рекомендовали наших профессионалов и наши поликлиники как лучшие, и к нам они прибывали теснее абсолютно с иной верой в русскую офтальмологию.
– Это – бочка меда, – продолжает Эрнест Бойко, – сейчас – про ложку дегтя. Грустно, но все-же подавляющее большая часть аппаратуры и фармацевтических средств поступают из-за рубежа. И вот здесь – временной «зазор». Даже ежели и покажется что-то суперновое, пройдет много медли(превосходно, ежели год-два), до этого чем оно получит регистрацию в России. Вот на это время время от времени мы можем отставать. Например, теснее пару лет существует устройство, показывающий ишемию периферии глазного дна, и это дозволяет проводить селективное(избирательное)исцеление. Поскольку у нас устройства нет, приходится врачевать «с запасом», но не селективно. Но мы это знаем, и поэтому удачно врачуем, а ежели не знать, то и устройство не поможет. Еще две трудности, которые нужно преодолевать. В России много классных ученых и хирургов-офтальмологов, но языковой барьер мешает им настолько же свободно, как это делают западные коллеги, представлять свои доклады и научные работы. И окончательно же, это разработка и выпуск оборудования: о суровой конкурентоспособности русских производителей разговаривать пока тяжело, да и все творение неких позиций держится на собственном подвижничестве, но не на суровых програмках с поддержкой страны.
В стоматологии от криворуких лекарей нигде не застрахуешься
Отечественная стоматология коммерциализировалась ранее иных отраслей медицины, поэтому и оказалась на одной ноге с цивилизованным миром прытче иных. В Петербурге на данный момент можнож сделать все – от наитруднейшей имплантации до очевидного возобновления зуба пломбировочными мат-лами.
– За предел наши сограждане издавна теснее не ездят, поэтому что уровень стоматологии у нас точно не ниже западного, – разговаривает основной доктор Клиники благого стоматолога Эмиль Агаджанян. – А вот цены, напротив, полностью конкурентоспособны. Невзирая на курс валют, самый дорогой имплантат как стоил в 2009 году около 30 тыщ рублей, так и на данный момент стоит. За рубежом его установка обойдется в 1 – 2 тыщи евро. Как лишь в мире возникают новейшие системы имплантации, они параллельно прибывают и к нам. При этом есть и такие пациенты, которые нашим докторам не доверяют – устанавливают имплантат в иностранных больницах, а домой ворачиваются протезироваться. Хотя это ошибочно – весь цикл идет проводить в одном месте. Но им так комфортно – на операцию по установке имплантата нужен всего один день, а протезирование – процесс долгий.
За иной дорогостоящей и нужной поддержкою – ортодонтией за предел не едут. Лечение может длиться 1 – 2 года, а доктора надобно навещать часто. И это неувязка. На мой взор, ортодонтии надобно обучаться минимум лет 10, а таковых профессионалов у нас немножко, зато сервисы по выравниванию прикуса рекламируются на каждом шагу. В любом случае даже для исцеления очевидного кариеса надобно отыскивать доктора и больницу, где это делают отменно. И за рубежом, и у нас от криворуких лекарей никто не застрахован.
Справка:
Летом Государственная дума приняла закон о творении интернационального мед кластера на местности инноваторского центра «Сколково» в Москве. На площади в 185 тыщ кв. метров постоят клиническо-диагностический многопрофильный центр со стационаром. «Ежегодно до 140 тыщ русский жителей нашей планеты выезжают за предел для получения мед поддержки. Общий размер денежных средств, которые они вывозят для этих целей, оценивается в млрд баксов. В среднем на каждого тратится от 7 тыщ баксов. Высокотехнологичная мед помощь обязана оказываться в России. В регионах теснее работает целая сеть федеральных мед центров. Создание Международного мед кластера в Москве – один из шагов в реализации данной задачи», – объяснил тогда необходимость творения такового суперцентра Анатолий Аксаков, председатель комитета Госдумы по экономической политике, инноваторскому развитию и предпринимательству.
Предполагается, что работать в этом центре будут иностранные профессионалы. Раз уж чиновникам из-за санкций к ним нельзя, они приедут к нам?
Ирина Багликова
