"Для народа плохо, для чиновников хорошо"
Почему в России тяжелобольные пациенты добровольно уходят из жизни
На данной недельке благотворительные фонды желают афишировать результаты мониторинга доступности обезболивающих препаратов в мед учреждениях, который был проведен во время новогодних каникул. Поводом для исследования стало суицид 6 января генерал-лейтенанта в отставке, москвича Анатолия Кудрявцева. В предсмертной записке военный, страдавший раком желудка, сказал, что уходит из жизни, потому что не желает больше вытерпеть нестерпимую боль.
Смерть Кудрявцева — не 1-ый суицид из-за нехватки препаратов. Только в 2014 году получили огласку 10 сходственных случаев. Самым резонансным стало суицид контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, жена которого не успела до закрытия поликлиники оформить рецепт на обезболивающее. Именно его поступок в 1-ый разов принудил чиновников направить внимание на делему: врачи под опасностью уголовного преследования опасаются назначать нуждающимся наркотические анальгетики. А ежели это и происходит, выписка рецептов сопровождается букетом бюрократических процедур. На исполнение «ритуала» нередко уходит несколько дней. О причинах происходящего «Лента.ру» побеседовала с врачом-анестезиологом, заслуженным дельцом науки РФ, членом Международной ассоциации по исследованию боли(IASP), членом Европейской ассоциации анестезиологов(ESA)доктором Надеждой Осиповой. В свое время она участвовала в работе комиссии при Минздраве, занимавшейся «болевой» темой.
«Лента.ру»: Представители благотворительных фондов, оказывающие помощь тяжелобольным, также пациенты считают, что основная неувязка доступности обезболивающих — в головах лекарей, но не в совершенстве законов и ведомственных инструкций. Медики нередко или по незнанию, черствости, или сознательно не желают брать на себя ответственность по выполнению предписаний Минздрава. Вы согласны с сиим?
Надежда Осипова: Нет. Я с сиим не согласна. Дело не во докторах. Их принуждают удерживаться от назначения этих препаратов, грозя уголовным наказанием за любые неточности при выписывании рецептов. Никто не желает сесть в тюрьму. Прецеденты теснее были. Врача из Красноярска Алевтину Хориняк в 2009 году завлекли к уголовной ответственности, обвинив в сбыте наркотиков за то, что она выписала рецепт не прикрепленному к ее участку онкобольному. И лишь в конце прошедшего года ее удалось отстоять от уголовного преследования. А ведь она выписала даже не наркотик, а продукт психотропного ряда. Врачи тоже люди. У их семьи. И что они будут делать, ежели их посадят?
Новый закон о повышении доступности наркопрепаратов для тяжелобольных, принятый Госдумой накануне новогодних праздничков, решит эту делему?
Он обязан значительно облегчить ситуацию. В законе возникло положение о приоритетном доступе к мед поддержки пациентов, нуждающихся в лечении наркотическими и психотропными средствами. Ранее в РФ законодательно не было закреплено право жителей нашей планеты на исцеление этими продуктами. Увеличение срока события рецепта и иные послабления вторичны и вытекают конкретно из этого права. Госнаркоконтроль на данный момент как бы осознал, что лишняя твердость в этом вопросце недопустима. И даже выступает с предложением ввести прокурорский надзор за тем, чтоб пациенты были обеспечены жизненно необходимыми продуктами. Врачи пару лет в рабочей группе Минздрава добивались этого.
Вячеслав Апанасенко Фото: собственная страничка в Facebook
Но на делему не направляли подабающего внимания до тех пор, пока не начались самоубийства пациентов, которые больше не могли вытерпеть боль. Однако закон начнет работать лишь через полгода. За это время могут случиться еще катастрофы. Правильно было бы, ежели бы лечебное общество ходатайствовало о безотлагательном вступлении в силу этих нормативов. Кроме того, закон в этом виде — лишь 1-ый шаг. Полностью делему он не снимет. Должна быть реализована вся система сбалансированной политики в области наркотических и психотропных препаратов, рекомендуемая международными организациями — ООН, ВОЗ, Международным комитетом по контролю наркотиков.
Что вы имеете в виду?
До 2009 года в России существовал межведомственный публичный неизменный комитет по контролю наркотиков(ПККН). В него входили эксперты-профессионалы дословно из всех отраслей, связанных с наркотиками: их синтезом, созданием, контролем за незаконным и легальным оборотом, распределением и клиническим внедрением лечебных препаратов этого ряда. Я входила в состав комитета в качестве клинического представителя. Такие национальные комитеты, сообразно интернациональным нормам, обязаны быть во всех странах. Все трудности, связанные с наркотиками, в том числе по их мед использованию и соблюдению интернациональных стандартов, решаются конкретно там. Например, ежели возникала необходимость поменять дозы и нормы отпуска фармацевтических средств для онкобольных, это коллегиально решалось на заседании ПККН и далее отправлялось для утверждения в Минздрав. Если появлялись новейшие многообещающие лекарства, то мы ходатайствовали о том, что они обязаны быть зарегистрированы для применения в России. То есть была взаимосвязь ведомств и наилучшее решение всех заморочек.
Фото: Евгений Волчков / ТАСС
Теперь в данной сфере бал верховодят лишь силовики из Федерального комитета по контролю наркотиков(ФСКН). У их свои интересы — легче все воспретить, чтоб нигде ничего не проникло в незаконный оборот. В нашем федеральном законе о наркотических средствах и психотропных веществах до сих пор нет точной грани меж наркотиками, оборот которых в РФ запрещен, и иными лечебными наркотическими продуктами и психотропными веществами. Есть опасность, что в силу инерции лекари все одинаково будут удерживаться от назначения наркотиков. Уголовная ответственность докторов за какие-либо недостатки при выписывании рецептов на лечебные наркотические и психотропные препараты ведь не отменена.
То есть эффект от новейшего закона будет незначимым?
По последней мере он даст пациенту возможность отстаивать свои права в суде.
Правозащитники дают ввести уголовную ответственность лекарей за отказ от обезболивания. Это поможет?
Я поддерживаю. Думаю, это может принести выгоду.
Но пациенту тяжело будет доказать, что ему заместо нужного мощного анальгетика выписан слабенький психотропный продукт, который мучения не убавляет. Боль ведь понятие субъективное?
Понятие боли вправду субъективное. При одном и том же патологическом процессе и травме реакции у жителей нашей планеты различные. Один от шока умрет. Другой дотянет, пока ему не окажут помощь. Но дело не в этом. Грамотный доктор, который видит впереди себя пациента, беспристрастно оценит ситуацию и определит подлинную интенсивность боли. Прерогатива использовать тот или другой продукт обязана принадлежать лишь доктору, но не чиновникам, которые на данный момент диктуют в данной сфере свои верховодила. Если доктор что-то сделает ошибочно, он ответит за это в административном или уголовном порядке.
Врачи нередко доказывают собственный отказ выписывать мощные обезболивающие робостью, что пациент готов стать наркоманом. Есть таковая опасность?
Это все глупости. Грамотный доктор никогда не сделает из пациента наркомана. Есть русские и иностранные разработки, как использовать наркотики верно, чрезвычайно безопасно для пациента: сменять на определенных шагах исцеления, прибавлять новейшие составляющие, чтоб предотвратить привыкание. Другое дело, что у нас пока нет обязательной подготовки всех лекарей по диагностике и исцелению острой и хронической боли. Такие программы лишь создаются.
Фото: Валерий Титиевский / РИА Новости
То есть доктор на данный момент из благих побуждений может принуждать пациента мучиться, поэтому что не владеет достаточными познаниями о методах обезболивания?
Да, эта неувязка имется. У нас имется множество разрозненных клинических советов, протоколов обезболивания для различных типов боли. Но еще разов повторю — отсутствует единичная система. По каждой лечебной квалификации сделаны циклы постдипломной подготовки. А по боли таковых курсов нет. По идее, лекари всех квалификаций обязаны владеть познаниями о том, как распознать боль, ее интенсивность, методы купирования, какие препараты есть и как их назначать. В США и в развитых странах Европы доктор, пока не сдаст нормативы на сертификат профессионала по исцелению боли, не получит диплома не будет допущен к практике. В отношении наркотических препаратов там существует система мониторинга — кто, что, кому, для чего же выписал. Надеюсь, что у нас также будут это сформировывать. По последней мере о этом заявляется.
Общественники разговаривают, что нуждающиеся в неизменном обезболивании не учтены. Из-за этого возникает недостаток фармацевтических средств.
Да, единичного реестра нет. По онкологическим нездоровым ежегодную статистику много лет ведет научно- исследовательский институт имени Герцена. В России разов в год регится около 300 тыщ онкобольных с терминальной, другими словами неизлечимой стадией рака. Все они, за редким исключением, мучаются нарастающей болью, требующей все наиболее мощной терапии. Неврологи, ревматологи, травматологи, служба быстрой поддержки и иные также обязаны учесть пациентов с болевыми синдромами. Что дотрагивается хирургии — в России разов в год оперируют несколько миллионов нездоровых. Часто опосля полостных операций им не предоставляют достаточного обезболивания, сменяя его обыденным анальгином. Причина все та же — установленные чиновниками трудные верховодила работы с наркотическими лекарствами. Дефицит препаратов появляется из-за неимения политической воли в этом вопросце. Я не так давно сломала руку и на собственном образце удостоверилась, какая у нас стратегия обезболивания. Скорая приехала чрезвычайно живо. Оценили ситуацию. Говорят: «По протоколу вам показан наркотический анальгетик». Ну, мыслю, непревзойденно — все-же что-то начинает изменяться, прибывает понимание того, что при мощной боли показан наркотический анальгетик. Спрашиваю: «А что у вас есть?» — «Фентанил». Ответ меня, как профессионала по наркотической терапии боли с полувековым опытом, просто сразил. Фентанил при транспортировке использовать просто неприемлимо.
Почему?
Пациента можнож просто не довезти до стационара. Препарат сильный. Боль снимет живо. Но он предназначен лишь для применения в критериях операционной или отделения реанимации, где есть нужный мониторинг, аппаратура для искусственной вентиляции легких. Фентанил способен вызвать остановку дыхания, необыкновенно у пожилых и ослабленных пациентов. Кроме того, он действует чрезвычайно краткое время, максимум 15-20 минут. Не успеешь даже жителя нашей планеты доставить до медучреждения. То есть с хоть какой точки зрения он просто не годится для быстрой. Спрашиваю, а почему у вас промедола нет?Это средней силы события наркотик, который никогда не был недостатком, его инъекция под шкуру обеспечивает адекватное и вполне безопасное обезболивание на 4-5 часов. Фельдшер разговаривает — промедол теснее издавна не поступает.
Наверное, его закупали за рубежом?
Промедол/тримеперидин непрерывно производили у нас. В России есть два федеральных компании, которые допущены к работе с наркотическими продуктами: Московский эндокринный завод и Государственный завод мед препаратов. Последний может делать все субстанции наркотических анальгетиков, включая промедол. Но на данный момент эти проекты плохо финансируются, а эндокринный завод предпочитает импортировать сырье из Индии, Китая и иных государств.
Там дешевле?
Ответственные личика конкретно так изъясняют. Для народа это плохо, для страны — плохо. А для тех, кто правит действием закупок, быть может, и превосходно. В Минздрав собственно мной были представлены бессчетные обоснования необходимости гос политики в сфере адекватного обеспечения наркотическими и психотропными лечебными средствами, имеющими не совсем лишь мед, но и стратегическую значимость. Получается, что в случае войны или масштабной катастрофы, когда пригодится выручать покалеченых и травмированных, могут появиться суровые трудности с их обезболиванием. Субстанции приобретаем за рубежом. А собственного не развиваем. А ведь у нас есть научно-исследовательские университеты, которые ранее это делали и могут делать. У муниципального завода медпрепаратов есть даже своя неповторимая разработка — уникальный наркотический продукт просидол. Это малюсенькая пилюля 20 миллиграмм, помещаемая за щеку или под язык — боль уходит через 5-10 минут, продукт работает 4-5 часов. Можно куда угодно больного транспортировать. К раскаянию, этот превосходно себя зарекомендовавший продукт с неповторимыми чертами теснее не делается. То есть у нас в стране все есть способности. Беда в том, что те, кто наверху, делему вполне не осознали. Им это и ни к чему. Если у их или у их ближайших родственников что- то заболит, то помощь им будет обеспечена в полном объеме. А что делать миллионам обычных жителей нашей планеты?
Наталья Гранина
Почему в России тяжелобольные пациенты добровольно уходят из жизни На данной недельке благотворительные фонды желают афишировать результаты мониторинга доступности обезболивающих препаратов в мед учреждениях, который был проведен во время новогодних каникул. Поводом для исследования стало суицид 6 января генерал-лейтенанта в отставке, москвича Анатолия Кудрявцева. В предсмертной записке военный, страдавший раком желудка, сказал, что уходит из жизни, потому что не желает больше вытерпеть нестерпимую боль. Смерть Кудрявцева — не 1-ый суицид из-за нехватки препаратов. Только в 2014 году получили огласку 10 сходственных случаев. Самым резонансным стало суицид контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, жена которого не успела до закрытия поликлиники оформить рецепт на обезболивающее. Именно его поступок в 1-ый разов принудил чиновников направить внимание на делему: врачи под опасностью уголовного преследования опасаются назначать нуждающимся наркотические анальгетики. А ежели это и происходит, выписка рецептов сопровождается букетом бюрократических процедур. На исполнение «ритуала» нередко уходит несколько дней. О причинах происходящего «Лента.ру» побеседовала с врачом-анестезиологом, заслуженным дельцом науки РФ, членом Международной ассоциации по исследованию боли(IASP), членом Европейской ассоциации анестезиологов(ESA)доктором Надеждой Осиповой. В свое время она участвовала в работе комиссии при Минздраве, занимавшейся «болевой» темой. «Лента.ру»: Представители благотворительных фондов, оказывающие помощь тяжелобольным, также пациенты считают, что основная неувязка доступности обезболивающих — в головах лекарей, но не в совершенстве законов и ведомственных инструкций. Медики нередко или по незнанию, черствости, или сознательно не желают брать на себя ответственность по выполнению предписаний Минздрава. Вы согласны с сиим? Надежда Осипова: Нет. Я с сиим не согласна. Дело не во докторах. Их принуждают удерживаться от назначения этих препаратов, грозя уголовным наказанием за любые неточности при выписывании рецептов. Никто не желает сесть в тюрьму. Прецеденты теснее были. Врача из Красноярска Алевтину Хориняк в 2009 году завлекли к уголовной ответственности, обвинив в сбыте наркотиков за то, что она выписала рецепт не прикрепленному к ее участку онкобольному. И лишь в конце прошедшего года ее удалось отстоять от уголовного преследования. А ведь она выписала даже не наркотик, а продукт психотропного ряда. Врачи тоже люди. У их семьи. И что они будут делать, ежели их посадят? Новый закон о повышении доступности наркопрепаратов для тяжелобольных, принятый Госдумой накануне новогодних праздничков, решит эту делему? Он обязан значительно облегчить ситуацию. В законе возникло положение о приоритетном доступе к мед поддержки пациентов, нуждающихся в лечении наркотическими и психотропными средствами. Ранее в РФ законодательно не было закреплено право жителей нашей планеты на исцеление этими продуктами. Увеличение срока события рецепта и иные послабления вторичны и вытекают конкретно из этого права. Госнаркоконтроль на данный момент как бы осознал, что лишняя твердость в этом вопросце недопустима. И даже выступает с предложением ввести прокурорский надзор за тем, чтоб пациенты были обеспечены жизненно необходимыми продуктами. Врачи пару лет в рабочей группе Минздрава добивались этого. Вячеслав Апанасенко Фото: собственная страничка в Facebook Но на делему не направляли подабающего внимания до тех пор, пока не начались самоубийства пациентов, которые больше не могли вытерпеть боль. Однако закон начнет работать лишь через полгода. За это время могут случиться еще катастрофы. Правильно было бы, ежели бы лечебное общество ходатайствовало о безотлагательном вступлении в силу этих нормативов. Кроме того, закон в этом виде — лишь 1-ый шаг. Полностью делему он не снимет. Должна быть реализована вся система сбалансированной политики в области наркотических и психотропных препаратов, рекомендуемая международными организациями — ООН, ВОЗ, Международным комитетом по контролю наркотиков. Что вы имеете в виду? До 2009 года в России существовал межведомственный публичный неизменный комитет по контролю наркотиков(ПККН). В него входили эксперты-профессионалы дословно из всех отраслей, связанных с наркотиками: их синтезом, созданием, контролем за незаконным и легальным оборотом, распределением и клиническим внедрением лечебных препаратов этого ряда. Я входила в состав комитета в качестве клинического представителя. Такие национальные комитеты, сообразно интернациональным нормам, обязаны быть во всех странах. Все трудности, связанные с наркотиками, в том числе по их мед использованию и соблюдению интернациональных стандартов, решаются конкретно там. Например, ежели возникала необходимость поменять дозы и нормы отпуска фармацевтических средств для онкобольных, это коллегиально решалось на заседании ПККН и далее отправлялось для утверждения в Минздрав. Если появлялись новейшие многообещающие лекарства, то мы ходатайствовали о том, что они обязаны быть зарегистрированы для применения в России. То есть была взаимосвязь ведомств и наилучшее решение всех заморочек. Фото: Евгений Волчков / ТАСС Теперь в данной сфере бал верховодят лишь силовики из Федерального комитета по контролю наркотиков(ФСКН). У их свои интересы — легче все воспретить, чтоб нигде ничего не проникло в незаконный оборот. В нашем федеральном законе о наркотических средствах и психотропных веществах до сих пор нет точной грани меж наркотиками, оборот которых в РФ запрещен, и иными лечебными наркотическими продуктами и психотропными веществами. Есть опасность, что в силу инерции лекари все одинаково будут удерживаться от назначения наркотиков. Уголовная ответственность докторов за какие-либо недостатки при выписывании рецептов на лечебные наркотические и психотропные препараты ведь не отменена. То есть эффект от новейшего закона будет незначимым? По последней мере он даст пациенту возможность отстаивать свои права в суде. Правозащитники дают ввести уголовную ответственность лекарей за отказ от обезболивания. Это поможет? Я поддерживаю. Думаю, это может принести выгоду. Но пациенту тяжело будет доказать, что ему заместо нужного мощного анальгетика выписан слабенький психотропный продукт, который мучения не убавляет. Боль ведь понятие субъективное? Понятие боли вправду субъективное. При одном и том же патологическом процессе и травме реакции у жителей нашей планеты различные. Один от шока умрет. Другой дотянет, пока ему не окажут помощь. Но дело не в этом. Грамотный доктор, который видит впереди себя пациента, беспристрастно оценит ситуацию и определит подлинную интенсивность боли. Прерогатива использовать тот или другой продукт обязана принадлежать лишь доктору, но не чиновникам, которые на данный момент диктуют в данной сфере свои верховодила. Если доктор что-то сделает ошибочно, он ответит за это в административном или уголовном порядке. Врачи нередко доказывают собственный отказ выписывать мощные обезболивающие робостью, что пациент готов стать наркоманом. Есть таковая опасность? Это все глупости. Грамотный доктор никогда не сделает из пациента наркомана. Есть русские и иностранные разработки, как использовать наркотики верно, чрезвычайно безопасно для пациента: сменять на определенных шагах исцеления, прибавлять новейшие составляющие, чтоб предотвратить привыкание. Другое дело, что у нас пока нет обязательной подготовки всех лекарей по диагностике и исцелению острой и хронической боли. Такие программы лишь создаются. Фото: Валерий Титиевский / РИА Новости То есть доктор на данный момент из благих побуждений может принуждать пациента мучиться, поэтому что не владеет достаточными познаниями о методах обезболивания? Да, эта неувязка имется. У нас имется множество разрозненных клинических советов, протоколов обезболивания для различных типов боли. Но еще разов повторю — отсутствует единичная система. По каждой лечебной квалификации сделаны циклы постдипломной подготовки. А по боли таковых курсов нет. По идее, лекари всех квалификаций обязаны владеть познаниями о том, как распознать боль, ее интенсивность, методы купирования, какие препараты есть и как их назначать. В США и в развитых странах Европы доктор, пока не сдаст нормативы на сертификат профессионала по исцелению боли, не получит диплома не будет допущен к практике. В отношении наркотических препаратов там существует система мониторинга — кто, что, кому, для чего же выписал. Надеюсь, что у нас также будут это сформировывать. По последней мере о этом заявляется. Общественники разговаривают, что нуждающиеся в неизменном обезболивании не учтены. Из-за этого возникает недостаток фармацевтических средств. Да, единичного реестра нет. По онкологическим нездоровым ежегодную статистику много лет ведет научно- исследовательский институт имени Герцена. В России разов в год регится около 300 тыщ онкобольных с терминальной, другими словами неизлечимой стадией рака. Все они, за редким исключением, мучаются нарастающей болью, требующей все наиболее мощной терапии. Неврологи, ревматологи, травматологи, служба быстрой поддержки и иные также обязаны учесть пациентов с болевыми синдромами. Что дотрагивается хирургии — в России разов в год оперируют несколько миллионов нездоровых. Часто опосля полостных операций им не предоставляют достаточного обезболивания, сменяя его обыденным анальгином. Причина все та же — установленные чиновниками трудные верховодила работы с наркотическими лекарствами. Дефицит препаратов появляется из-за неимения политической воли в этом вопросце. Я не так давно сломала руку и на собственном образце удостоверилась, какая у нас стратегия обезболивания. Скорая приехала чрезвычайно живо. Оценили ситуацию. Говорят: «По протоколу вам показан наркотический анальгетик». Ну, мыслю, непревзойденно — все-же что-то начинает изменяться, прибывает понимание того, что при мощной боли показан наркотический анальгетик. Спрашиваю: «А что у вас есть?» — «Фентанил». Ответ меня, как профессионала по наркотической терапии боли с полувековым
На данной недельке благотворительные фонды желают афишировать результаты мониторинга доступности обезболивающих препаратов в мед учреждениях, который был проведен во время новогодних каникул. Поводом для исследования стало суицид 6 января генерал-лейтенанта в отставке, москвича Анатолия Кудрявцева. В предсмертной записке военный, страдавший раком желудка, сказал, что уходит из жизни, потому что не желает больше вытерпеть нестерпимую боль.
Смерть Кудрявцева — не 1-ый суицид из-за нехватки препаратов. Только в 2014 году получили огласку 10 сходственных случаев. Самым резонансным стало суицид контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, жена которого не успела до закрытия поликлиники оформить рецепт на обезболивающее. Именно его поступок в 1-ый разов принудил чиновников направить внимание на делему: врачи под опасностью уголовного преследования опасаются назначать нуждающимся наркотические анальгетики. А ежели это и происходит, выписка рецептов сопровождается букетом бюрократических процедур. На исполнение «ритуала» нередко уходит несколько дней. О причинах происходящего «Лента.ру» побеседовала с врачом-анестезиологом, заслуженным дельцом науки РФ, членом Международной ассоциации по исследованию боли(IASP), членом Европейской ассоциации анестезиологов(ESA)доктором Надеждой Осиповой. В свое время она участвовала в работе комиссии при Минздраве, занимавшейся «болевой» темой.
«Лента.ру»: Представители благотворительных фондов, оказывающие помощь тяжелобольным, также пациенты считают, что основная неувязка доступности обезболивающих — в головах лекарей, но не в совершенстве законов и ведомственных инструкций. Медики нередко или по незнанию, черствости, или сознательно не желают брать на себя ответственность по выполнению предписаний Минздрава. Вы согласны с сиим?
Надежда Осипова: Нет. Я с сиим не согласна. Дело не во докторах. Их принуждают удерживаться от назначения этих препаратов, грозя уголовным наказанием за любые неточности при выписывании рецептов. Никто не желает сесть в тюрьму. Прецеденты теснее были. Врача из Красноярска Алевтину Хориняк в 2009 году завлекли к уголовной ответственности, обвинив в сбыте наркотиков за то, что она выписала рецепт не прикрепленному к ее участку онкобольному. И лишь в конце прошедшего года ее удалось отстоять от уголовного преследования. А ведь она выписала даже не наркотик, а продукт психотропного ряда. Врачи тоже люди. У их семьи. И что они будут делать, ежели их посадят?
Новый закон о повышении доступности наркопрепаратов для тяжелобольных, принятый Госдумой накануне новогодних праздничков, решит эту делему?
Он обязан значительно облегчить ситуацию. В законе возникло положение о приоритетном доступе к мед поддержки пациентов, нуждающихся в лечении наркотическими и психотропными средствами. Ранее в РФ законодательно не было закреплено право жителей нашей планеты на исцеление этими продуктами. Увеличение срока события рецепта и иные послабления вторичны и вытекают конкретно из этого права. Госнаркоконтроль на данный момент как бы осознал, что лишняя твердость в этом вопросце недопустима. И даже выступает с предложением ввести прокурорский надзор за тем, чтоб пациенты были обеспечены жизненно необходимыми продуктами. Врачи пару лет в рабочей группе Минздрава добивались этого.
Вячеслав Апанасенко Фото: собственная страничка в Facebook
Но на делему не направляли подабающего внимания до тех пор, пока не начались самоубийства пациентов, которые больше не могли вытерпеть боль. Однако закон начнет работать лишь через полгода. За это время могут случиться еще катастрофы. Правильно было бы, ежели бы лечебное общество ходатайствовало о безотлагательном вступлении в силу этих нормативов. Кроме того, закон в этом виде — лишь 1-ый шаг. Полностью делему он не снимет. Должна быть реализована вся система сбалансированной политики в области наркотических и психотропных препаратов, рекомендуемая международными организациями — ООН, ВОЗ, Международным комитетом по контролю наркотиков.
Что вы имеете в виду?
До 2009 года в России существовал межведомственный публичный неизменный комитет по контролю наркотиков(ПККН). В него входили эксперты-профессионалы дословно из всех отраслей, связанных с наркотиками: их синтезом, созданием, контролем за незаконным и легальным оборотом, распределением и клиническим внедрением лечебных препаратов этого ряда. Я входила в состав комитета в качестве клинического представителя. Такие национальные комитеты, сообразно интернациональным нормам, обязаны быть во всех странах. Все трудности, связанные с наркотиками, в том числе по их мед использованию и соблюдению интернациональных стандартов, решаются конкретно там. Например, ежели возникала необходимость поменять дозы и нормы отпуска фармацевтических средств для онкобольных, это коллегиально решалось на заседании ПККН и далее отправлялось для утверждения в Минздрав. Если появлялись новейшие многообещающие лекарства, то мы ходатайствовали о том, что они обязаны быть зарегистрированы для применения в России. То есть была взаимосвязь ведомств и наилучшее решение всех заморочек.
Фото: Евгений Волчков / ТАСС
Теперь в данной сфере бал верховодят лишь силовики из Федерального комитета по контролю наркотиков(ФСКН). У их свои интересы — легче все воспретить, чтоб нигде ничего не проникло в незаконный оборот. В нашем федеральном законе о наркотических средствах и психотропных веществах до сих пор нет точной грани меж наркотиками, оборот которых в РФ запрещен, и иными лечебными наркотическими продуктами и психотропными веществами. Есть опасность, что в силу инерции лекари все одинаково будут удерживаться от назначения наркотиков. Уголовная ответственность докторов за какие-либо недостатки при выписывании рецептов на лечебные наркотические и психотропные препараты ведь не отменена.
То есть эффект от новейшего закона будет незначимым?
По последней мере он даст пациенту возможность отстаивать свои права в суде.
Правозащитники дают ввести уголовную ответственность лекарей за отказ от обезболивания. Это поможет?
Я поддерживаю. Думаю, это может принести выгоду.
Но пациенту тяжело будет доказать, что ему заместо нужного мощного анальгетика выписан слабенький психотропный продукт, который мучения не убавляет. Боль ведь понятие субъективное?
Понятие боли вправду субъективное. При одном и том же патологическом процессе и травме реакции у жителей нашей планеты различные. Один от шока умрет. Другой дотянет, пока ему не окажут помощь. Но дело не в этом. Грамотный доктор, который видит впереди себя пациента, беспристрастно оценит ситуацию и определит подлинную интенсивность боли. Прерогатива использовать тот или другой продукт обязана принадлежать лишь доктору, но не чиновникам, которые на данный момент диктуют в данной сфере свои верховодила. Если доктор что-то сделает ошибочно, он ответит за это в административном или уголовном порядке.
Врачи нередко доказывают собственный отказ выписывать мощные обезболивающие робостью, что пациент готов стать наркоманом. Есть таковая опасность?
Это все глупости. Грамотный доктор никогда не сделает из пациента наркомана. Есть русские и иностранные разработки, как использовать наркотики верно, чрезвычайно безопасно для пациента: сменять на определенных шагах исцеления, прибавлять новейшие составляющие, чтоб предотвратить привыкание. Другое дело, что у нас пока нет обязательной подготовки всех лекарей по диагностике и исцелению острой и хронической боли. Такие программы лишь создаются.
Фото: Валерий Титиевский / РИА Новости
То есть доктор на данный момент из благих побуждений может принуждать пациента мучиться, поэтому что не владеет достаточными познаниями о методах обезболивания?
Да, эта неувязка имется. У нас имется множество разрозненных клинических советов, протоколов обезболивания для различных типов боли. Но еще разов повторю — отсутствует единичная система. По каждой лечебной квалификации сделаны циклы постдипломной подготовки. А по боли таковых курсов нет. По идее, лекари всех квалификаций обязаны владеть познаниями о том, как распознать боль, ее интенсивность, методы купирования, какие препараты есть и как их назначать. В США и в развитых странах Европы доктор, пока не сдаст нормативы на сертификат профессионала по исцелению боли, не получит диплома не будет допущен к практике. В отношении наркотических препаратов там существует система мониторинга — кто, что, кому, для чего же выписал. Надеюсь, что у нас также будут это сформировывать. По последней мере о этом заявляется.
Общественники разговаривают, что нуждающиеся в неизменном обезболивании не учтены. Из-за этого возникает недостаток фармацевтических средств.
Да, единичного реестра нет. По онкологическим нездоровым ежегодную статистику много лет ведет научно- исследовательский институт имени Герцена. В России разов в год регится около 300 тыщ онкобольных с терминальной, другими словами неизлечимой стадией рака. Все они, за редким исключением, мучаются нарастающей болью, требующей все наиболее мощной терапии. Неврологи, ревматологи, травматологи, служба быстрой поддержки и иные также обязаны учесть пациентов с болевыми синдромами. Что дотрагивается хирургии — в России разов в год оперируют несколько миллионов нездоровых. Часто опосля полостных операций им не предоставляют достаточного обезболивания, сменяя его обыденным анальгином. Причина все та же — установленные чиновниками трудные верховодила работы с наркотическими лекарствами. Дефицит препаратов появляется из-за неимения политической воли в этом вопросце. Я не так давно сломала руку и на собственном образце удостоверилась, какая у нас стратегия обезболивания. Скорая приехала чрезвычайно живо. Оценили ситуацию. Говорят: «По протоколу вам показан наркотический анальгетик». Ну, мыслю, непревзойденно — все-же что-то начинает изменяться, прибывает понимание того, что при мощной боли показан наркотический анальгетик. Спрашиваю: «А что у вас есть?» — «Фентанил». Ответ меня, как профессионала по наркотической терапии боли с полувековым опытом, просто сразил. Фентанил при транспортировке использовать просто неприемлимо.
Почему?
Пациента можнож просто не довезти до стационара. Препарат сильный. Боль снимет живо. Но он предназначен лишь для применения в критериях операционной или отделения реанимации, где есть нужный мониторинг, аппаратура для искусственной вентиляции легких. Фентанил способен вызвать остановку дыхания, необыкновенно у пожилых и ослабленных пациентов. Кроме того, он действует чрезвычайно краткое время, максимум 15-20 минут. Не успеешь даже жителя нашей планеты доставить до медучреждения. То есть с хоть какой точки зрения он просто не годится для быстрой. Спрашиваю, а почему у вас промедола нет?Это средней силы события наркотик, который никогда не был недостатком, его инъекция под шкуру обеспечивает адекватное и вполне безопасное обезболивание на 4-5 часов. Фельдшер разговаривает — промедол теснее издавна не поступает.
Наверное, его закупали за рубежом?
Промедол/тримеперидин непрерывно производили у нас. В России есть два федеральных компании, которые допущены к работе с наркотическими продуктами: Московский эндокринный завод и Государственный завод мед препаратов. Последний может делать все субстанции наркотических анальгетиков, включая промедол. Но на данный момент эти проекты плохо финансируются, а эндокринный завод предпочитает импортировать сырье из Индии, Китая и иных государств.
Там дешевле?
Ответственные личика конкретно так изъясняют. Для народа это плохо, для страны — плохо. А для тех, кто правит действием закупок, быть может, и превосходно. В Минздрав собственно мной были представлены бессчетные обоснования необходимости гос политики в сфере адекватного обеспечения наркотическими и психотропными лечебными средствами, имеющими не совсем лишь мед, но и стратегическую значимость. Получается, что в случае войны или масштабной катастрофы, когда пригодится выручать покалеченых и травмированных, могут появиться суровые трудности с их обезболиванием. Субстанции приобретаем за рубежом. А собственного не развиваем. А ведь у нас есть научно-исследовательские университеты, которые ранее это делали и могут делать. У муниципального завода медпрепаратов есть даже своя неповторимая разработка — уникальный наркотический продукт просидол. Это малюсенькая пилюля 20 миллиграмм, помещаемая за щеку или под язык — боль уходит через 5-10 минут, продукт работает 4-5 часов. Можно куда угодно больного транспортировать. К раскаянию, этот превосходно себя зарекомендовавший продукт с неповторимыми чертами теснее не делается. То есть у нас в стране все есть способности. Беда в том, что те, кто наверху, делему вполне не осознали. Им это и ни к чему. Если у их или у их ближайших родственников что- то заболит, то помощь им будет обеспечена в полном объеме. А что делать миллионам обычных жителей нашей планеты?
Наталья Гранина
Почему в России тяжелобольные пациенты добровольно уходят из жизни На данной недельке благотворительные фонды желают афишировать результаты мониторинга доступности обезболивающих препаратов в мед учреждениях, который был проведен во время новогодних каникул. Поводом для исследования стало суицид 6 января генерал-лейтенанта в отставке, москвича Анатолия Кудрявцева. В предсмертной записке военный, страдавший раком желудка, сказал, что уходит из жизни, потому что не желает больше вытерпеть нестерпимую боль. Смерть Кудрявцева — не 1-ый суицид из-за нехватки препаратов. Только в 2014 году получили огласку 10 сходственных случаев. Самым резонансным стало суицид контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, жена которого не успела до закрытия поликлиники оформить рецепт на обезболивающее. Именно его поступок в 1-ый разов принудил чиновников направить внимание на делему: врачи под опасностью уголовного преследования опасаются назначать нуждающимся наркотические анальгетики. А ежели это и происходит, выписка рецептов сопровождается букетом бюрократических процедур. На исполнение «ритуала» нередко уходит несколько дней. О причинах происходящего «Лента.ру» побеседовала с врачом-анестезиологом, заслуженным дельцом науки РФ, членом Международной ассоциации по исследованию боли(IASP), членом Европейской ассоциации анестезиологов(ESA)доктором Надеждой Осиповой. В свое время она участвовала в работе комиссии при Минздраве, занимавшейся «болевой» темой. «Лента.ру»: Представители благотворительных фондов, оказывающие помощь тяжелобольным, также пациенты считают, что основная неувязка доступности обезболивающих — в головах лекарей, но не в совершенстве законов и ведомственных инструкций. Медики нередко или по незнанию, черствости, или сознательно не желают брать на себя ответственность по выполнению предписаний Минздрава. Вы согласны с сиим? Надежда Осипова: Нет. Я с сиим не согласна. Дело не во докторах. Их принуждают удерживаться от назначения этих препаратов, грозя уголовным наказанием за любые неточности при выписывании рецептов. Никто не желает сесть в тюрьму. Прецеденты теснее были. Врача из Красноярска Алевтину Хориняк в 2009 году завлекли к уголовной ответственности, обвинив в сбыте наркотиков за то, что она выписала рецепт не прикрепленному к ее участку онкобольному. И лишь в конце прошедшего года ее удалось отстоять от уголовного преследования. А ведь она выписала даже не наркотик, а продукт психотропного ряда. Врачи тоже люди. У их семьи. И что они будут делать, ежели их посадят? Новый закон о повышении доступности наркопрепаратов для тяжелобольных, принятый Госдумой накануне новогодних праздничков, решит эту делему? Он обязан значительно облегчить ситуацию. В законе возникло положение о приоритетном доступе к мед поддержки пациентов, нуждающихся в лечении наркотическими и психотропными средствами. Ранее в РФ законодательно не было закреплено право жителей нашей планеты на исцеление этими продуктами. Увеличение срока события рецепта и иные послабления вторичны и вытекают конкретно из этого права. Госнаркоконтроль на данный момент как бы осознал, что лишняя твердость в этом вопросце недопустима. И даже выступает с предложением ввести прокурорский надзор за тем, чтоб пациенты были обеспечены жизненно необходимыми продуктами. Врачи пару лет в рабочей группе Минздрава добивались этого. Вячеслав Апанасенко Фото: собственная страничка в Facebook Но на делему не направляли подабающего внимания до тех пор, пока не начались самоубийства пациентов, которые больше не могли вытерпеть боль. Однако закон начнет работать лишь через полгода. За это время могут случиться еще катастрофы. Правильно было бы, ежели бы лечебное общество ходатайствовало о безотлагательном вступлении в силу этих нормативов. Кроме того, закон в этом виде — лишь 1-ый шаг. Полностью делему он не снимет. Должна быть реализована вся система сбалансированной политики в области наркотических и психотропных препаратов, рекомендуемая международными организациями — ООН, ВОЗ, Международным комитетом по контролю наркотиков. Что вы имеете в виду? До 2009 года в России существовал межведомственный публичный неизменный комитет по контролю наркотиков(ПККН). В него входили эксперты-профессионалы дословно из всех отраслей, связанных с наркотиками: их синтезом, созданием, контролем за незаконным и легальным оборотом, распределением и клиническим внедрением лечебных препаратов этого ряда. Я входила в состав комитета в качестве клинического представителя. Такие национальные комитеты, сообразно интернациональным нормам, обязаны быть во всех странах. Все трудности, связанные с наркотиками, в том числе по их мед использованию и соблюдению интернациональных стандартов, решаются конкретно там. Например, ежели возникала необходимость поменять дозы и нормы отпуска фармацевтических средств для онкобольных, это коллегиально решалось на заседании ПККН и далее отправлялось для утверждения в Минздрав. Если появлялись новейшие многообещающие лекарства, то мы ходатайствовали о том, что они обязаны быть зарегистрированы для применения в России. То есть была взаимосвязь ведомств и наилучшее решение всех заморочек. Фото: Евгений Волчков / ТАСС Теперь в данной сфере бал верховодят лишь силовики из Федерального комитета по контролю наркотиков(ФСКН). У их свои интересы — легче все воспретить, чтоб нигде ничего не проникло в незаконный оборот. В нашем федеральном законе о наркотических средствах и психотропных веществах до сих пор нет точной грани меж наркотиками, оборот которых в РФ запрещен, и иными лечебными наркотическими продуктами и психотропными веществами. Есть опасность, что в силу инерции лекари все одинаково будут удерживаться от назначения наркотиков. Уголовная ответственность докторов за какие-либо недостатки при выписывании рецептов на лечебные наркотические и психотропные препараты ведь не отменена. То есть эффект от новейшего закона будет незначимым? По последней мере он даст пациенту возможность отстаивать свои права в суде. Правозащитники дают ввести уголовную ответственность лекарей за отказ от обезболивания. Это поможет? Я поддерживаю. Думаю, это может принести выгоду. Но пациенту тяжело будет доказать, что ему заместо нужного мощного анальгетика выписан слабенький психотропный продукт, который мучения не убавляет. Боль ведь понятие субъективное? Понятие боли вправду субъективное. При одном и том же патологическом процессе и травме реакции у жителей нашей планеты различные. Один от шока умрет. Другой дотянет, пока ему не окажут помощь. Но дело не в этом. Грамотный доктор, который видит впереди себя пациента, беспристрастно оценит ситуацию и определит подлинную интенсивность боли. Прерогатива использовать тот или другой продукт обязана принадлежать лишь доктору, но не чиновникам, которые на данный момент диктуют в данной сфере свои верховодила. Если доктор что-то сделает ошибочно, он ответит за это в административном или уголовном порядке. Врачи нередко доказывают собственный отказ выписывать мощные обезболивающие робостью, что пациент готов стать наркоманом. Есть таковая опасность? Это все глупости. Грамотный доктор никогда не сделает из пациента наркомана. Есть русские и иностранные разработки, как использовать наркотики верно, чрезвычайно безопасно для пациента: сменять на определенных шагах исцеления, прибавлять новейшие составляющие, чтоб предотвратить привыкание. Другое дело, что у нас пока нет обязательной подготовки всех лекарей по диагностике и исцелению острой и хронической боли. Такие программы лишь создаются. Фото: Валерий Титиевский / РИА Новости То есть доктор на данный момент из благих побуждений может принуждать пациента мучиться, поэтому что не владеет достаточными познаниями о методах обезболивания? Да, эта неувязка имется. У нас имется множество разрозненных клинических советов, протоколов обезболивания для различных типов боли. Но еще разов повторю — отсутствует единичная система. По каждой лечебной квалификации сделаны циклы постдипломной подготовки. А по боли таковых курсов нет. По идее, лекари всех квалификаций обязаны владеть познаниями о том, как распознать боль, ее интенсивность, методы купирования, какие препараты есть и как их назначать. В США и в развитых странах Европы доктор, пока не сдаст нормативы на сертификат профессионала по исцелению боли, не получит диплома не будет допущен к практике. В отношении наркотических препаратов там существует система мониторинга — кто, что, кому, для чего же выписал. Надеюсь, что у нас также будут это сформировывать. По последней мере о этом заявляется. Общественники разговаривают, что нуждающиеся в неизменном обезболивании не учтены. Из-за этого возникает недостаток фармацевтических средств. Да, единичного реестра нет. По онкологическим нездоровым ежегодную статистику много лет ведет научно- исследовательский институт имени Герцена. В России разов в год регится около 300 тыщ онкобольных с терминальной, другими словами неизлечимой стадией рака. Все они, за редким исключением, мучаются нарастающей болью, требующей все наиболее мощной терапии. Неврологи, ревматологи, травматологи, служба быстрой поддержки и иные также обязаны учесть пациентов с болевыми синдромами. Что дотрагивается хирургии — в России разов в год оперируют несколько миллионов нездоровых. Часто опосля полостных операций им не предоставляют достаточного обезболивания, сменяя его обыденным анальгином. Причина все та же — установленные чиновниками трудные верховодила работы с наркотическими лекарствами. Дефицит препаратов появляется из-за неимения политической воли в этом вопросце. Я не так давно сломала руку и на собственном образце удостоверилась, какая у нас стратегия обезболивания. Скорая приехала чрезвычайно живо. Оценили ситуацию. Говорят: «По протоколу вам показан наркотический анальгетик». Ну, мыслю, непревзойденно — все-же что-то начинает изменяться, прибывает понимание того, что при мощной боли показан наркотический анальгетик. Спрашиваю: «А что у вас есть?» — «Фентанил». Ответ меня, как профессионала по наркотической терапии боли с полувековым