Судьба – это зверь, всегда готовый укусить… - «Эзотерика»
…Я – бог твой, твой творец, твоя защита!
Тебя хранит мой страж и сильный гений мой!
Голодного насыть, воды дай жаждущему…
Врата тебе открыты мира, жития,
Обернись, вступи в них и войди!
Да будешь счастлив ты!..
(Невинный страдалец)
Создателями месопотамского универсума были шумерский Бог Энлиль, аккадский Бэл или вавилонский Мардук. Эти боги не существовали от сотворения времен, а были рождены в союзе старших богов – соответственно шумерского Бога Неба Анна с Богиней Земли Ки; аккадского Бога Неба Анну с супругой, или аккадско-вавилонского Бога пресной воды Эйа с супругой.
Интересно, что для осуществления процесса сотворения отдельных частей универсума Боги-Творители выполняли определенные физические действия (в отличие, например, от древнеегипетских богов, порождавших для этого богов).
Так, шумерский Бог Энлиль расколол гигантскую гору для разделения неба и земли; вавилонский Бог Мардук – расчленил части тела Тиамат и создал из них небо и землю.
Однако наивысшей властью, управлявшей всеми процессами Вселенной, были неумолимые законы: Мэ – у шумеров, Парцу – у аккадийцев и Шимату – у вавилонян. По всей видимости, эти законы выступали как неизменная и непоколебимая природа вещей, как магический/мистический принцип существования каждой вещи и творения.
В реальной жизни они подтверждались неизменным движением планет, монотонным повторение всех природных циклов. Даже боги не стали исключением и повиновались своим «Мэ». Причем, верховный Бог-Творитель никогда не был наделен абсолютной властью над пантеоном божеств. Например, в шумерской модели Вселенной всем управляла троица богов Ан, Энлиль и Энки; в аккадийской – троица Анну, Бэл и Эйа. Да и свою волю надлежало согласовывать с советом Великих Богов (в одних источниках таких богов насчитывалось семь, в других – и девять, и двенадцать, и пятнадцать).
Логично предположить, что эта природа вещей воспринималась древними как судьба. И судьба эта существовала у всего на свете: и у богов, и у каждого человека, у любой вещи и даже социального явления…
Например, природа грозы воспринималась как судьба Бога грозы Адада; шумерское понятие царствования охватывало не просто весь комплекс функций, признаков и особенностей царской власти, но и выступало как судьба царя.
Т.о., сакральную модель универсума в Месопотамии можно представить в виде эдакой цепочки: закон – порядок – боги. И именно в такой последовательности.
Неизменным атрибутом верховной власти богов были скрижали судеб. Завладев которыми, теоретически, можно было контролировать и волю богов. По сути – весь универсум как таковой.
В вавилонско-аккадском эпосе «Энума Элиш» Тиамат, ставя своего второго мужа Кингу во главу собственного войска, вручает ему упомянутые скрижали судеб. Мардук, истребив собранное Тиамат войско, берет в плен Кингу и, прежде всего, отнимает у него эти скрижали.
Аутентичные представления о скрижалях судеб, увы, нам неизвестны.
Вероятно, древние вавилоняне считали, что все будущие события, хотя и высечены на этих скрижалях, могут меняться. Иначе, зачем они пытались ими завладеть всеми правдами и не правдами? Однако, должных свидетельств тому, что владельцы скрижалей время от времени вносили в них какие-либо изменения, указания или примечания нет. Более того, Мардук, отобрав у Кингу скрижали судеб, незамедлительно «опечатал печатью» их и «на груди своей спрятал».
Не исключено, что скрижали судеб есть переосмысление и модификация Мэ, Парцу или Шимату…
Теперь рассмотрим связь судьбы и времени в месопотамской модели универсума
Время здесь было понятием вполне конкретным и воспринималось в неразрывной связи с событийным потоком и его участниками, со всей цепочкой преемственности поколений, а, возможно, и с местом событий. Время представляло в месопотамской модели как особое пространство, находящееся вне поля обычного зрения, в котором прошлое сохраняло некое подобие существования или «постсуществования», а будущее – «предсуществовало». Причем, будущее «предсуществовало» в некой форме и лишь ждало своего часа, когда сможет проявить себя.
Не отсюда ли исходит убежденность в том, что будущее возможно подсмотреть при помощи ясновидения или различных практик девинации? В том, что существует жизнь после смерти и т.д.?..
В аккадском языке отсутствует понятие «время» в привычном нам – абстрактном – понимании.
Весьма конкретный характер имеет и вавилонское понятие вечности. Она, скорей, созвучна с нашими (на)всегда, (на)совсем, (на)веки. Т.е., этот термин не охватывает всю полноту времени, все прошлое и будущее, а символизирует неопределенно длительный период в прошлом или в будущем. Например: «дружбу меж нами навсегда установим» или «как вечны небеса и земля, господин мой пусть будет вечен» и т.д.
Возможно поэтому древние месопотамцы и не заморачивались проблемами соотношения постоянного и временного, такими характерными для эллинов или адептов Заратуштры?
Если рассматривать такие понятия как линейность или цикличность времени в контексте месопотамской космогонии, то, получается любопытная картина. С одной стороны, - этапы становления и развития Вселенной в месопотамской мифологии намекают на некую совокупность сменяющих друг друга циклов: рождение богов – сотворение мира – «предпотопный» период – потоп – «постпотопное» существование человечества – победа Гильгамеша (правителя Урука) над Агой (правителем Киша) – объединение саргонидами Междуречья в единое государство Шумера и Аккады и т. д.
С другой стороны, - просматривается и линейность, которая ставит под сомнения вечный круговорот творения (цикличность). Да и отыскать какие-либо точно «очерченные» циклы среди мозаичного наследия, дошедшего до нас, исследователям пока не удалось.
Посему, на мой взгляд, в месопотамской космогонии более выражена спиралевидная конструкция времени, при которой спираль раскручивается в конструкцию линейную.
Если же рассматривать психологический аспект, то, месопотамцы были, скорей, ориентированы на прошлое, нежели на будущее. Это для нас привычно смотреть в будущее, вперед. А вот шумеры и вавилоняне, глядя вперед, видели прошлое, потому как будущее находилось у них за спиной – прошлое на аккадском языке дословно означает «дни лица», а будущее – «потомство» или «быть позади». Вот такой вот парадокс!
Интересно и то, что для месопотамцев прошлое не растягивалось на столетия, а представлялось в контексте определенных событий, деяний конкретных людей, предков и жизнью, прожитой ими. То же самое касалось и будущего, которое неминуемо наступало в виде божественных планов, наставлений, указаний - т.е., в виде воли богов.
Будущее рассматривалось не как поток безграничных возможностей, а как события, которые, реализовавшись, превратятся в прошлое.
Т.о., будущее в местопотамской модели универсума олицетворяло собой прошлое, которое еще не наступило…
В принципе, роль отводилась незавидная: основным предназначением месопотамца было… быть рабом богов и безропотно прислуживать.
По версии одного из шумерских мифов о сотворении людей, Бог пресных вод Энки и Богиня-Мать Дингирмах (Нинхурсанг, Нинмах) слепили людей по бразу богов из глины подземных миров океана и оживили их.
Да и в более позднем аккадском сказании об Атрахасисе прослеживается идея богоподобности человека - Энки приказывает принести в жертву одного из богов, дабы из глины, замешанной на божественной крови, слепить людей:
«Да создаст праматерь род человеков,
Бремя богов на него возложим».
...Труд богов поручили человеку,
Пусть несет человек иго божье!
В первый же месяц, в дни седьмой и пятнадцатый
«Премудрого» бога, что имеет разум,
Они убили в своем собрате.
Из его тела, на его крови
Намесила богиня Нинту глины.
Чтоб вечно слышали стуки сердца,
Разум живет во плоти бога,
Знает живущий знак своей жизни,
Не забывал бы, что имеет разум...
Или вот похожие строки из «Энума Элиш», в которых Мардук молвит:
…Кровь соберу я, скреплю костями,
Создам существо, назову человеком.
Воистину я сотворю человеков.
Пусть богам послужат, чтобы те отдохнули...
В общем, во всех версиях мифов Месопотамии люди были созданы только ради служения богам (дуллу). Боги, конечно, были снисходительны и позволяли людям жить в собственных местах и собственном жилище, но! Но при условии, что те будут возводить богам храмы в «чистых местах», приносить жертвы и отправлять обряды.
Примечательно, что согласно месопотамской космогонии, лишь после сотворения людей – рабов богов, были сотворены четвероногие твари (животные).
То, насколько боги нуждались в людском труде, весьма красочно иллюстрирует один из эпизодов вавилонско-аккадской поэмы «О все видавшем» (Гильгамеше). Боги, подстрекаемые Энлилем, решили наслать на человечество всемирный потоп, но в последний момент так испугались предстоящей бури, что, поднявшись на небо, сбились, подобно стае собак, у небесной стены и начали сокрушаться от собственной неосмотрительности. Когда же аккадец Утнапишти (в шумерском варианте – Зисудра) спасся от потопа и, наконец, совершил первое жертвоприношение, оголодавшие боги «как мухи, собрались к приносящему жертву».
В начале времен «владыка земли» Энлиль (аккадский Бэл) заботился о том, чтобы люди-рабы не бедствовали:
…В давние времена не было змей,
Не было скорпионов,
Не было гиен и не было львов,
Не было ни диких собак, ни волков,
Не было ни страха, ни ужаса,
И человек не имел врагов…
Однако позже боги решили изменить условия земного существования людей, наслав на них болезни, войны и прочие беды. И жизнь человека превратилось в нечто эфемерное и, порой, жалкое…
При жизни каждый человек представлял собой некий симбиоз физической оболочки (тела) и четырех внешних, т.е., существующих вне тела, тонкоматериальных субстанций (душ или духов-стражей): Ламассу, Шеду, Иштару и Илу.
Они одновременно соединяли и разделяли Эго и окружающую среду.
Ламасу представлял собой воплощение внешних проявлений человека – его индивидуальных физических качеств.
Шеду, который, кстати, у аккадийцев был связан с духами мертвых, - воплощал жизненную силу индивидуума и его сексуальную потенцию (смерть во многих культурах соседствует с сексом).
Ишатру – воплощением человеческой души и носителем «шимту» (нам) индивидуума (будущего живого существа, которое предопределено при его рождении - судьба).
Илу – это нечто «личного бога», а, следовательно, его можно рассматривать как определенный духовный/божественный дар («божья искра», таланты).
Соотношение этих четырех внешних субстанций и составляло жизненный опыт человека.
Кроме внешней, человек был наделен и внутренней душой (напишту). Напишту отождествлялась как с дыханием, так и с кровью. Еще одна составляющая человека – шуму. Шуму отождествлялась с именем или славой носителя (человека) и передавалась потомкам в виде единственного доступного для человека типа бессмертия – памяти о его славных делах…
Как упоминалось выше, судьба каждого человека была предопределена при его рождении.
Однако в некоторых случаях либо Илу (личный Бог), либо один из Великих Богов, либо Совет Великих Богов могли менять судьбу.
Назвать отношения между людьми и богами гармоничными сложно.
Угодить богам или предугадать их волю даже при неукоснительном соблюдении «богоустановленных» норм казалось задачей трудновыполнимой.
Вот, например, как иллюстрирует это фрагмент позднекасситской поэмы (ок. XIII в. до н.э.):
…Хотел бы я знать, что богу приятно.
Что хорошо для человека – преступление пред богом.
Что для него (человека) противно – приятно его богу!
Кто волю богов в небесах разгадает?
Решения богов в глубинах кто поймет?
Откуда смертным знать пути божественные?...
Эти строки созвучны и с такими древневавилонскими поэмами как «О Невинном страдальце», «Вавилонская теодицея», «Муж со стенанием…» и с
«Наставлениями Шуруппака» (собрание древних шумерских пословиц).
Т.о., поскольку воля богов смертным была неизвестна, им оставалось смириться, молиться и надеяться на милость этих богов…
Примечательно, что все свои невзгоды и болезни, люди списывали не на немилость богов, а на никем и ничем не контролируемую деятельность демонов-алу (злых демонов).
Количество их было неизмеримо, и страдали от них как праведные, так и грешники, как простолюдины, так и знать.
Единственной, но не всегда действенной, защитой от демонов служили заклинания и молитвы. А само Зло воспринималось месопотамцами как божественное наказание за грех.
Неудивительно, что суть большинства ритуалов заключалась в возвращении страдальцам милости богов, а заодно – здоровья, богатства и благополучия в целом; очищении больного от греха, как первопричины его несчастий.
В текстах «Шурпу» (сборник заклинаний, молитв и наставлений относительно порядка отправления магических обрядов) так описана роль демонов-алу:
…Спешат они туда, где гнев богов,
Неся немотность;
На человека, чей бог отступил,
Они нападают,
Словно одеждой их покрывают (облачаются в их тела)
Эти строки проливают свет на представления вавилонян о механизме мести богов: мстят не боги, а демоны при попустительстве богов. И власть демоны-алу имееют лишь над теми, от кого отвернулись боги или «личный бог» (Илу) – т.е., над грешниками.
Невинный страдалец сетует:
...Не вел меня за руку бог, мой заступник,
Не была благосклонна ко мне богиня!..
А вот как он же описывает и состояние «одержимости» демоном-алу, и приближение смерти (о смерти будет чуть ниже):
... Демон в мое облачился тело,
Словно сеть, опутало оцепененье.
Отверзты, да не видят - очи,
Внимают, да не слышат - уши,
Изнурение овладело плотью.
Сотрясение поразило тело.
Окостенение сковало руки,
Бессилие охватило чресла.
Движение позабыли ноги...
Грех для месопотамцев носил вполне материальных характер, представляя собой некую особенную нечистоту, которую можно было смыть, передать, перенести с носителя на сторонний предмет или вещь, уничтожить. Кстати, носителем греха, порой, провозглашались и предметы, а не только люди. И в этом случае подобный (нечистый) предмет надлежало сжечь. Если речь шла о человеке-грешнике, то, одного ритуала по избавению от греха/нечистоты было мало. Обязательным условием было покаяние.
Однако ни праведная жизнь, ни тем паче греховность (провинность перед богами) не давали месопотамцу бессмертие. И последним, что должен был пережить на земле каждый человек, - это смерть. Смерть – как конечный итог индивидуального существования и как абсолютное Зло.
Не удивительно, что прибижение смерти порождало в людях животный страх...
Единственными, кто получил от богов бессмертие, были - предок Гильгамеша аккадец Утнапишти (шумер. Зисудра) и его жена. За что они были удостоены такой чести?
Все просто – за спасение земли после всемирного потопа...
Смерть для месопотамцев воплощалась в Посланника Смерти – стража Врат Потустороннего мира Намтара (не Энзигаля!)) – являвшегося человеку в первый и последний раз, предсказывая и неся смерть… По сути, - это демон.
Умереть - означало встретить свою судьбу (шимту, нам). А дух-страж Шеду после смерти человека трансформировался в загробного духа Этимму (т.е., сам человек превращался в загробного духа). Этимму был обречен на вечное пребывание в Подземном царстве (Кур), которым правила злобная Богиня Эрэшкигаль (Иркалла) и ее супруг Нергал (шумер. Не-унугаль).
Каждый Этимму попадал в…
…дом мрака, в обитель Иркаллы,
В дом, который вошедший
Уже никогда не покинет,
На путь, с которого назад уже не вернется,
В дом, в котором нет света,
Где их пища – прах и еда их – глина...
Любопытно, что даже боги, имевшие неосторожность попасть в царство Эрэшкигаль, назад не возвращались, если не могли заменить себя кем-то другим - откупиться (аналог заместительной жертвы).
Как раз о таком случае повествует одна из шумерских легенд. Богиня плотской любви, плодородия и распрей Инана (Иннин) сошла в царство своей сестры Эрэшкигаль. По приказу Владычицы мертвых, Натар проводит Инану через семь врат Подземного мира и каждый раз снимает с нее магические одеяния, пока юная, обессиленная и абсолютно нагая Инана не предстает пред Эрэшкигаль, которая вместе с богами (судьями) Подземного царства (Анунами) осуждает Инану на смерть:
…На нее взглянула – в глазах ее смерть,
Вымолвила слово – в словах ее гнев…
Ту, что вошла, превратила в труп…
Более того, тело Инаны подвесили на крюк, и так оно провисело семь лет, семь месяцев и семь дней. (Заметьте, что семерка еще у месопотамцев ассоциировалось со смертью.)
На помощь Инане приходит Бог мудрости и подземных вод Энки, который создает двух уродливых сущностей и посылает их за телом Инаны. Несмотря на то, что им каким-то неимоверным способом удается уговорить (заклясть?) Эрэшкигаль, оживленная Инана не может покинуть Подземное царство без равноценной (заместительной) жертвы, о чем прямо сообщают посланникам Ануны:
…Коль хочет Инана подняться на землю,
За голову голову пусть принесет…
Благодаря злобным и отвратительным обитателям Потустороннего мира (галла) Инана совершает побег и всет-таки поднимается на землю. После изнурительной погони и испытав на собственной шкуре все прелести Загробного мира, она вместо себя отдает на откуп Эрэшкигаль своего супруга – пастуха Думузи...
Теперь представьте, если так поступали с богами, то, чего было ждать людям – рабам этих самых богов? Неудвивительно, что Этимму был обречен в Подземном царстве на бесконечные мучения и утомительное ожидание жертвоприношений от своих потомков. Кстати, посмертные судьбы грешников/черни и праведников/знати ничем не отличались, о чем свидетельствую строки из поздневавилонского «Экклезиаста»:
...Взгляни на черепа простых и знатных:
Кто был из них злодеем и кто -
С благочестивыми делами?..
Вот и выходит, что все ценности и интересы человека находились по эту сторону жизни. Смерть отбирала и обесценивала все. Потому и воспринималась она месопотамцами как оппозиция жизни и как абсолютное Зло. А перспектива существования укладывалась для людей в промежуток между жизнью и смертью… от колыбели до могилы.
…Лишь боги с Солнцем вечны,
А человек – годы его сочтены,
Чтобы не делала он – все ветер!..
Для месопотамцев центр существования (всего сущего) находился вне человека и вне его творений, вне осязаемых вещей – в невидимых и непостижимых силах, управляющих Вселенной, в законах Мэ, Парцу или Шимату. В том, что определяло «невидимой рукой» мировой Порядок.
И не последнюю роль в формировании подобного мировоззрения сыграла, на мой взгляд, природа Месопотамии. Природа, которая никогда не сдерживала себя и всей своей мощью раз за разом давала понять человеку об эфемерности его жизни и о ничтожности его самого. Реки Тигр и Евфрат выходили из своих берегов внезапно, сокрушая дамбы и затапливая посевы. Знойные ветра нещадно засыпали человека пылью, не давая ему дышать, а ливни превращали землю в болото…
И над человеком довлело постоянное предчувствие трагедии.
…Судьба – это зверь, всегда готовый укусить…
…Судьба – это бешеный пес, идущий по следу…
© Любопытная
…Я – бог твой, твой творец, твоя защита! Тебя хранит мой страж и сильный гений мой! Голодного насыть, воды дай жаждущему… Врата тебе открыты мира, жития, Обернись, вступи в них и войди! Да будешь счастлив ты! (Невинный страдалец) Создателями месопотамского универсума были шумерский Бог Энлиль, аккадский Бэл или вавилонский Мардук. Эти боги не существовали от сотворения времен, а были рождены в союзе старших богов – соответственно шумерского Бога Неба Анна с Богиней Земли Ки; аккадского Бога Неба Анну с супругой, или аккадско-вавилонского Бога пресной воды Эйа с супругой. Интересно, что для осуществления процесса сотворения отдельных частей универсума Боги-Творители выполняли определенные физические действия (в отличие, например, от древнеегипетских богов, порождавших для этого богов). Так, шумерский Бог Энлиль расколол гигантскую гору для разделения неба и земли; вавилонский Бог Мардук – расчленил части тела Тиамат и создал из них небо и землю. Закон – порядок - боги Однако наивысшей властью, управлявшей всеми процессами Вселенной, были неумолимые законы: Мэ – у шумеров, Парцу – у аккадийцев и Шимату – у вавилонян. По всей видимости, эти законы выступали как неизменная и непоколебимая природа вещей, как магический/мистический принцип существования каждой вещи и творения. В реальной жизни они подтверждались неизменным движением планет, монотонным повторение всех природных циклов. Даже боги не стали исключением и повиновались своим «Мэ». Причем, верховный Бог-Творитель никогда не был наделен абсолютной властью над пантеоном божеств. Например, в шумерской модели Вселенной всем управляла троица богов Ан, Энлиль и Энки; в аккадийской – троица Анну, Бэл и Эйа. Да и свою волю надлежало согласовывать с советом Великих Богов (в одних источниках таких богов насчитывалось семь, в других – и девять, и двенадцать, и пятнадцать). Логично предположить, что эта природа вещей воспринималась древними как судьба. И судьба эта существовала у всего на свете: и у богов, и у каждого человека, у любой вещи и даже социального явления… Например, природа грозы воспринималась как судьба Бога грозы Адада; шумерское понятие царствования охватывало не просто весь комплекс функций, признаков и особенностей царской власти, но и выступало как судьба царя. Т.о., сакральную модель универсума в Месопотамии можно представить в виде эдакой цепочки: закон – порядок – боги. И именно в такой последовательности. Неизменным атрибутом верховной власти богов были скрижали судеб. Завладев которыми, теоретически, можно было контролировать и волю богов. По сути – весь универсум как таковой. В вавилонско-аккадском эпосе «Энума Элиш» Тиамат, ставя своего второго мужа Кингу во главу собственного войска, вручает ему упомянутые скрижали судеб. Мардук, истребив собранное Тиамат войско, берет в плен Кингу и, прежде всего, отнимает у него эти скрижали. Аутентичные представления о скрижалях судеб, увы, нам неизвестны. Вероятно, древние вавилоняне считали, что все будущие события, хотя и высечены на этих скрижалях, могут меняться. Иначе, зачем они пытались ими завладеть всеми правдами и не правдами? Однако, должных свидетельств тому, что владельцы скрижалей время от времени вносили в них какие-либо изменения, указания или примечания нет. Более того, Мардук, отобрав у Кингу скрижали судеб, незамедлительно «опечатал печатью» их и «на груди своей спрятал». Не исключено, что скрижали судеб есть переосмысление и модификация Мэ, Парцу или Шимату… Теперь рассмотрим связь судьбы и времени в месопотамской модели универсума Время здесь было понятием вполне конкретным и воспринималось в неразрывной связи с событийным потоком и его участниками, со всей цепочкой преемственности поколений, а, возможно, и с местом событий. Время представляло в месопотамской модели как особое пространство, находящееся вне поля обычного зрения, в котором прошлое сохраняло некое подобие существования или «постсуществования», а будущее – «предсуществовало». Причем, будущее «предсуществовало» в некой форме и лишь ждало своего часа, когда сможет проявить себя. Не отсюда ли исходит убежденность в том, что будущее возможно подсмотреть при помощи ясновидения или различных практик девинации? В том, что существует жизнь после смерти и т.д.? В аккадском языке отсутствует понятие «время» в привычном нам – абстрактном – понимании. Весьма конкретный характер имеет и вавилонское понятие вечности. Она, скорей, созвучна с нашими (на)всегда, (на)совсем, (на)веки. Т.е., этот термин не охватывает всю полноту времени, все прошлое и будущее, а символизирует неопределенно длительный период в прошлом или в будущем. Например: «дружбу меж нами навсегда установим» или «как вечны небеса и земля, господин мой пусть будет вечен» и т.д. Возможно поэтому древние месопотамцы и не заморачивались проблемами соотношения постоянного и временного, такими характерными для эллинов или адептов Заратуштры? Если рассматривать такие понятия как линейность или цикличность времени в контексте месопотамской космогонии, то, получается любопытная картина. С одной стороны, - этапы становления и развития Вселенной в месопотамской мифологии намекают на некую совокупность сменяющих друг друга циклов: рождение богов – сотворение мира – «предпотопный» период – потоп – «постпотопное» существование человечества – победа Гильгамеша (правителя Урука) над Агой (правителем Киша) – объединение саргонидами Междуречья в единое государство Шумера и Аккады и т. д. С другой стороны, - просматривается и линейность, которая ставит под сомнения вечный круговорот творения (цикличность). Да и отыскать какие-либо точно «очерченные» циклы среди мозаичного наследия, дошедшего до нас, исследователям пока не удалось. Посему, на мой взгляд, в месопотамской космогонии более выражена спиралевидная конструкция времени, при которой спираль раскручивается в конструкцию линейную. Если же рассматривать психологический аспект, то, месопотамцы были, скорей, ориентированы на прошлое, нежели на будущее. Это для нас привычно смотреть в будущее, вперед. А вот шумеры и вавилоняне, глядя вперед, видели прошлое, потому как будущее находилось у них за спиной – прошлое на аккадском языке дословно означает «дни лица», а будущее – «потомство» или «быть позади». Вот такой вот парадокс! Интересно и то, что для месопотамцев прошлое не растягивалось на столетия, а представлялось в контексте определенных событий, деяний конкретных людей, предков и жизнью, прожитой ими. То же самое касалось и будущего, которое неминуемо наступало в виде божественных планов, наставлений, указаний - т.е., в виде воли богов. Будущее рассматривалось не как поток безграничных возможностей, а как события, которые, реализовавшись, превратятся в прошлое. Т.о., будущее в местопотамской модели универсума олицетворяло собой прошлое, которое еще не наступило… А какая же роль отводилась человеку и его судьбе? В принципе, роль отводилась незавидная: основным предназначением месопотамца было… быть рабом богов и безропотно прислуживать. По версии одного из шумерских мифов о сотворении людей, Бог пресных вод Энки и Богиня-Мать Дингирмах (Нинхурсанг, Нинмах) слепили людей по бразу богов из глины подземных миров океана и оживили их. Да и в более позднем аккадском сказании об Атрахасисе прослеживается идея богоподобности человека - Энки приказывает принести в жертву одного из богов, дабы из глины, замешанной на божественной крови, слепить людей: «Да создаст праматерь род человеков, Бремя богов на него возложим». .Труд богов поручили человеку, Пусть несет человек иго божье! В первый же месяц, в дни седьмой и пятнадцатый «Премудрого» бога, что имеет разум, Они убили в своем собрате. Из его тела, на его крови Намесила богиня Нинту глины. Чтоб вечно слышали стуки сердца, Разум живет во плоти бога, Знает живущий знак своей жизни, Не забывал бы, что имеет разум. Или вот похожие строки из «Энума Элиш», в которых Мардук молвит: …Кровь соберу я, скреплю костями, Создам существо, назову человеком. Воистину я сотворю человеков. Пусть богам послужат, чтобы те отдохнули. В общем, во всех версиях мифов Месопотамии люди были созданы только ради служения богам (дуллу). Боги, конечно, были снисходительны и позволяли людям жить в собственных местах и собственном жилище, но! Но при условии, что те будут возводить богам храмы в «чистых местах», приносить жертвы и отправлять обряды. Примечательно, что согласно месопотамской космогонии, лишь после сотворения людей – рабов богов, были сотворены четвероногие твари (животные). То, насколько боги нуждались в людском труде, весьма красочно иллюстрирует один из эпизодов вавилонско-аккадской поэмы «О все видавшем» (Гильгамеше). Боги, подстрекаемые Энлилем, решили наслать на человечество всемирный потоп, но в последний момент так испугались предстоящей бури, что, поднявшись на небо, сбились, подобно стае собак, у небесной стены и начали сокрушаться от собственной неосмотрительности. Когда же аккадец Утнапишти (в шумерском варианте – Зисудра) спасся от потопа и, наконец, совершил первое жертвоприношение, оголодавшие боги «как мухи, собрались к приносящему жертву». В начале времен «владыка земли» Энлиль (аккадский Бэл) заботился о том, чтобы люди-рабы не бедствовали: …В давние времена не было змей, Не было скорпионов, Не было гиен и не было львов, Не было ни диких собак, ни волков, Не было ни страха, ни ужаса, И человек не имел врагов… Однако позже боги решили изменить условия земного существования людей, наслав на них болезни, войны и прочие беды. И жизнь человека превратилось в нечто эфемерное и, порой, жалкое… При жизни каждый человек представлял собой некий симбиоз физической оболочки (тела) и четырех внешних, т.е., существующих вне тела, тонкоматериальных субстанций (душ или духов-стражей): Ламассу, Шеду, Иштару и Илу. Они одновременно соединяли и разделяли Эго и окружающую среду. Ламасу представлял собой воплощение внешних проявлений человека – его индивидуальных физических качеств. Шеду, который, кстати, у аккадийцев был связан с духами мертвых, - воплощал жизненную силу индивидуума и его сексуальную
Тебя хранит мой страж и сильный гений мой!
Голодного насыть, воды дай жаждущему…
Врата тебе открыты мира, жития,
Обернись, вступи в них и войди!
Да будешь счастлив ты!..
(Невинный страдалец)
Создателями месопотамского универсума были шумерский Бог Энлиль, аккадский Бэл или вавилонский Мардук. Эти боги не существовали от сотворения времен, а были рождены в союзе старших богов – соответственно шумерского Бога Неба Анна с Богиней Земли Ки; аккадского Бога Неба Анну с супругой, или аккадско-вавилонского Бога пресной воды Эйа с супругой.
Интересно, что для осуществления процесса сотворения отдельных частей универсума Боги-Творители выполняли определенные физические действия (в отличие, например, от древнеегипетских богов, порождавших для этого богов).
Так, шумерский Бог Энлиль расколол гигантскую гору для разделения неба и земли; вавилонский Бог Мардук – расчленил части тела Тиамат и создал из них небо и землю.
Закон – порядок - боги
Однако наивысшей властью, управлявшей всеми процессами Вселенной, были неумолимые законы: Мэ – у шумеров, Парцу – у аккадийцев и Шимату – у вавилонян. По всей видимости, эти законы выступали как неизменная и непоколебимая природа вещей, как магический/мистический принцип существования каждой вещи и творения.
В реальной жизни они подтверждались неизменным движением планет, монотонным повторение всех природных циклов. Даже боги не стали исключением и повиновались своим «Мэ». Причем, верховный Бог-Творитель никогда не был наделен абсолютной властью над пантеоном божеств. Например, в шумерской модели Вселенной всем управляла троица богов Ан, Энлиль и Энки; в аккадийской – троица Анну, Бэл и Эйа. Да и свою волю надлежало согласовывать с советом Великих Богов (в одних источниках таких богов насчитывалось семь, в других – и девять, и двенадцать, и пятнадцать).
Логично предположить, что эта природа вещей воспринималась древними как судьба. И судьба эта существовала у всего на свете: и у богов, и у каждого человека, у любой вещи и даже социального явления…
Например, природа грозы воспринималась как судьба Бога грозы Адада; шумерское понятие царствования охватывало не просто весь комплекс функций, признаков и особенностей царской власти, но и выступало как судьба царя.
Т.о., сакральную модель универсума в Месопотамии можно представить в виде эдакой цепочки: закон – порядок – боги. И именно в такой последовательности.
Неизменным атрибутом верховной власти богов были скрижали судеб. Завладев которыми, теоретически, можно было контролировать и волю богов. По сути – весь универсум как таковой.
В вавилонско-аккадском эпосе «Энума Элиш» Тиамат, ставя своего второго мужа Кингу во главу собственного войска, вручает ему упомянутые скрижали судеб. Мардук, истребив собранное Тиамат войско, берет в плен Кингу и, прежде всего, отнимает у него эти скрижали.
Аутентичные представления о скрижалях судеб, увы, нам неизвестны.
Вероятно, древние вавилоняне считали, что все будущие события, хотя и высечены на этих скрижалях, могут меняться. Иначе, зачем они пытались ими завладеть всеми правдами и не правдами? Однако, должных свидетельств тому, что владельцы скрижалей время от времени вносили в них какие-либо изменения, указания или примечания нет. Более того, Мардук, отобрав у Кингу скрижали судеб, незамедлительно «опечатал печатью» их и «на груди своей спрятал».
Не исключено, что скрижали судеб есть переосмысление и модификация Мэ, Парцу или Шимату…
Теперь рассмотрим связь судьбы и времени в месопотамской модели универсума
Время здесь было понятием вполне конкретным и воспринималось в неразрывной связи с событийным потоком и его участниками, со всей цепочкой преемственности поколений, а, возможно, и с местом событий. Время представляло в месопотамской модели как особое пространство, находящееся вне поля обычного зрения, в котором прошлое сохраняло некое подобие существования или «постсуществования», а будущее – «предсуществовало». Причем, будущее «предсуществовало» в некой форме и лишь ждало своего часа, когда сможет проявить себя.
Не отсюда ли исходит убежденность в том, что будущее возможно подсмотреть при помощи ясновидения или различных практик девинации? В том, что существует жизнь после смерти и т.д.?..
В аккадском языке отсутствует понятие «время» в привычном нам – абстрактном – понимании.
Весьма конкретный характер имеет и вавилонское понятие вечности. Она, скорей, созвучна с нашими (на)всегда, (на)совсем, (на)веки. Т.е., этот термин не охватывает всю полноту времени, все прошлое и будущее, а символизирует неопределенно длительный период в прошлом или в будущем. Например: «дружбу меж нами навсегда установим» или «как вечны небеса и земля, господин мой пусть будет вечен» и т.д.
Возможно поэтому древние месопотамцы и не заморачивались проблемами соотношения постоянного и временного, такими характерными для эллинов или адептов Заратуштры?
Если рассматривать такие понятия как линейность или цикличность времени в контексте месопотамской космогонии, то, получается любопытная картина. С одной стороны, - этапы становления и развития Вселенной в месопотамской мифологии намекают на некую совокупность сменяющих друг друга циклов: рождение богов – сотворение мира – «предпотопный» период – потоп – «постпотопное» существование человечества – победа Гильгамеша (правителя Урука) над Агой (правителем Киша) – объединение саргонидами Междуречья в единое государство Шумера и Аккады и т. д.
С другой стороны, - просматривается и линейность, которая ставит под сомнения вечный круговорот творения (цикличность). Да и отыскать какие-либо точно «очерченные» циклы среди мозаичного наследия, дошедшего до нас, исследователям пока не удалось.
Посему, на мой взгляд, в месопотамской космогонии более выражена спиралевидная конструкция времени, при которой спираль раскручивается в конструкцию линейную.
Если же рассматривать психологический аспект, то, месопотамцы были, скорей, ориентированы на прошлое, нежели на будущее. Это для нас привычно смотреть в будущее, вперед. А вот шумеры и вавилоняне, глядя вперед, видели прошлое, потому как будущее находилось у них за спиной – прошлое на аккадском языке дословно означает «дни лица», а будущее – «потомство» или «быть позади». Вот такой вот парадокс!
Интересно и то, что для месопотамцев прошлое не растягивалось на столетия, а представлялось в контексте определенных событий, деяний конкретных людей, предков и жизнью, прожитой ими. То же самое касалось и будущего, которое неминуемо наступало в виде божественных планов, наставлений, указаний - т.е., в виде воли богов.
Будущее рассматривалось не как поток безграничных возможностей, а как события, которые, реализовавшись, превратятся в прошлое.
Т.о., будущее в местопотамской модели универсума олицетворяло собой прошлое, которое еще не наступило…
А какая же роль отводилась человеку и его судьбе?
В принципе, роль отводилась незавидная: основным предназначением месопотамца было… быть рабом богов и безропотно прислуживать.
По версии одного из шумерских мифов о сотворении людей, Бог пресных вод Энки и Богиня-Мать Дингирмах (Нинхурсанг, Нинмах) слепили людей по бразу богов из глины подземных миров океана и оживили их.
Да и в более позднем аккадском сказании об Атрахасисе прослеживается идея богоподобности человека - Энки приказывает принести в жертву одного из богов, дабы из глины, замешанной на божественной крови, слепить людей:
«Да создаст праматерь род человеков,
Бремя богов на него возложим».
...Труд богов поручили человеку,
Пусть несет человек иго божье!
В первый же месяц, в дни седьмой и пятнадцатый
«Премудрого» бога, что имеет разум,
Они убили в своем собрате.
Из его тела, на его крови
Намесила богиня Нинту глины.
Чтоб вечно слышали стуки сердца,
Разум живет во плоти бога,
Знает живущий знак своей жизни,
Не забывал бы, что имеет разум...
Или вот похожие строки из «Энума Элиш», в которых Мардук молвит:
…Кровь соберу я, скреплю костями,
Создам существо, назову человеком.
Воистину я сотворю человеков.
Пусть богам послужат, чтобы те отдохнули...
В общем, во всех версиях мифов Месопотамии люди были созданы только ради служения богам (дуллу). Боги, конечно, были снисходительны и позволяли людям жить в собственных местах и собственном жилище, но! Но при условии, что те будут возводить богам храмы в «чистых местах», приносить жертвы и отправлять обряды.
Примечательно, что согласно месопотамской космогонии, лишь после сотворения людей – рабов богов, были сотворены четвероногие твари (животные).
То, насколько боги нуждались в людском труде, весьма красочно иллюстрирует один из эпизодов вавилонско-аккадской поэмы «О все видавшем» (Гильгамеше). Боги, подстрекаемые Энлилем, решили наслать на человечество всемирный потоп, но в последний момент так испугались предстоящей бури, что, поднявшись на небо, сбились, подобно стае собак, у небесной стены и начали сокрушаться от собственной неосмотрительности. Когда же аккадец Утнапишти (в шумерском варианте – Зисудра) спасся от потопа и, наконец, совершил первое жертвоприношение, оголодавшие боги «как мухи, собрались к приносящему жертву».
В начале времен «владыка земли» Энлиль (аккадский Бэл) заботился о том, чтобы люди-рабы не бедствовали:
…В давние времена не было змей,
Не было скорпионов,
Не было гиен и не было львов,
Не было ни диких собак, ни волков,
Не было ни страха, ни ужаса,
И человек не имел врагов…
Однако позже боги решили изменить условия земного существования людей, наслав на них болезни, войны и прочие беды. И жизнь человека превратилось в нечто эфемерное и, порой, жалкое…
При жизни каждый человек представлял собой некий симбиоз физической оболочки (тела) и четырех внешних, т.е., существующих вне тела, тонкоматериальных субстанций (душ или духов-стражей): Ламассу, Шеду, Иштару и Илу.
Они одновременно соединяли и разделяли Эго и окружающую среду.
Ламасу представлял собой воплощение внешних проявлений человека – его индивидуальных физических качеств.
Шеду, который, кстати, у аккадийцев был связан с духами мертвых, - воплощал жизненную силу индивидуума и его сексуальную потенцию (смерть во многих культурах соседствует с сексом).
Ишатру – воплощением человеческой души и носителем «шимту» (нам) индивидуума (будущего живого существа, которое предопределено при его рождении - судьба).
Илу – это нечто «личного бога», а, следовательно, его можно рассматривать как определенный духовный/божественный дар («божья искра», таланты).
Соотношение этих четырех внешних субстанций и составляло жизненный опыт человека.
Кроме внешней, человек был наделен и внутренней душой (напишту). Напишту отождествлялась как с дыханием, так и с кровью. Еще одна составляющая человека – шуму. Шуму отождествлялась с именем или славой носителя (человека) и передавалась потомкам в виде единственного доступного для человека типа бессмертия – памяти о его славных делах…
Как упоминалось выше, судьба каждого человека была предопределена при его рождении.
Однако в некоторых случаях либо Илу (личный Бог), либо один из Великих Богов, либо Совет Великих Богов могли менять судьбу.
Назвать отношения между людьми и богами гармоничными сложно.
Угодить богам или предугадать их волю даже при неукоснительном соблюдении «богоустановленных» норм казалось задачей трудновыполнимой.
Вот, например, как иллюстрирует это фрагмент позднекасситской поэмы (ок. XIII в. до н.э.):
…Хотел бы я знать, что богу приятно.
Что хорошо для человека – преступление пред богом.
Что для него (человека) противно – приятно его богу!
Кто волю богов в небесах разгадает?
Решения богов в глубинах кто поймет?
Откуда смертным знать пути божественные?...
Эти строки созвучны и с такими древневавилонскими поэмами как «О Невинном страдальце», «Вавилонская теодицея», «Муж со стенанием…» и с
«Наставлениями Шуруппака» (собрание древних шумерских пословиц).
Т.о., поскольку воля богов смертным была неизвестна, им оставалось смириться, молиться и надеяться на милость этих богов…
Примечательно, что все свои невзгоды и болезни, люди списывали не на немилость богов, а на никем и ничем не контролируемую деятельность демонов-алу (злых демонов).
Количество их было неизмеримо, и страдали от них как праведные, так и грешники, как простолюдины, так и знать.
Единственной, но не всегда действенной, защитой от демонов служили заклинания и молитвы. А само Зло воспринималось месопотамцами как божественное наказание за грех.
Неудивительно, что суть большинства ритуалов заключалась в возвращении страдальцам милости богов, а заодно – здоровья, богатства и благополучия в целом; очищении больного от греха, как первопричины его несчастий.
В текстах «Шурпу» (сборник заклинаний, молитв и наставлений относительно порядка отправления магических обрядов) так описана роль демонов-алу:
…Спешат они туда, где гнев богов,
Неся немотность;
На человека, чей бог отступил,
Они нападают,
Словно одеждой их покрывают (облачаются в их тела)
Эти строки проливают свет на представления вавилонян о механизме мести богов: мстят не боги, а демоны при попустительстве богов. И власть демоны-алу имееют лишь над теми, от кого отвернулись боги или «личный бог» (Илу) – т.е., над грешниками.
Невинный страдалец сетует:
...Не вел меня за руку бог, мой заступник,
Не была благосклонна ко мне богиня!..
А вот как он же описывает и состояние «одержимости» демоном-алу, и приближение смерти (о смерти будет чуть ниже):
... Демон в мое облачился тело,
Словно сеть, опутало оцепененье.
Отверзты, да не видят - очи,
Внимают, да не слышат - уши,
Изнурение овладело плотью.
Сотрясение поразило тело.
Окостенение сковало руки,
Бессилие охватило чресла.
Движение позабыли ноги...
Грех для месопотамцев носил вполне материальных характер, представляя собой некую особенную нечистоту, которую можно было смыть, передать, перенести с носителя на сторонний предмет или вещь, уничтожить. Кстати, носителем греха, порой, провозглашались и предметы, а не только люди. И в этом случае подобный (нечистый) предмет надлежало сжечь. Если речь шла о человеке-грешнике, то, одного ритуала по избавению от греха/нечистоты было мало. Обязательным условием было покаяние.
Однако ни праведная жизнь, ни тем паче греховность (провинность перед богами) не давали месопотамцу бессмертие. И последним, что должен был пережить на земле каждый человек, - это смерть. Смерть – как конечный итог индивидуального существования и как абсолютное Зло.
Не удивительно, что прибижение смерти порождало в людях животный страх...
Единственными, кто получил от богов бессмертие, были - предок Гильгамеша аккадец Утнапишти (шумер. Зисудра) и его жена. За что они были удостоены такой чести?
Все просто – за спасение земли после всемирного потопа...
А теперь о Смерти и судьбе
Смерть для месопотамцев воплощалась в Посланника Смерти – стража Врат Потустороннего мира Намтара (не Энзигаля!)) – являвшегося человеку в первый и последний раз, предсказывая и неся смерть… По сути, - это демон.
Умереть - означало встретить свою судьбу (шимту, нам). А дух-страж Шеду после смерти человека трансформировался в загробного духа Этимму (т.е., сам человек превращался в загробного духа). Этимму был обречен на вечное пребывание в Подземном царстве (Кур), которым правила злобная Богиня Эрэшкигаль (Иркалла) и ее супруг Нергал (шумер. Не-унугаль).
Каждый Этимму попадал в…
…дом мрака, в обитель Иркаллы,
В дом, который вошедший
Уже никогда не покинет,
На путь, с которого назад уже не вернется,
В дом, в котором нет света,
Где их пища – прах и еда их – глина...
Любопытно, что даже боги, имевшие неосторожность попасть в царство Эрэшкигаль, назад не возвращались, если не могли заменить себя кем-то другим - откупиться (аналог заместительной жертвы).
Как раз о таком случае повествует одна из шумерских легенд. Богиня плотской любви, плодородия и распрей Инана (Иннин) сошла в царство своей сестры Эрэшкигаль. По приказу Владычицы мертвых, Натар проводит Инану через семь врат Подземного мира и каждый раз снимает с нее магические одеяния, пока юная, обессиленная и абсолютно нагая Инана не предстает пред Эрэшкигаль, которая вместе с богами (судьями) Подземного царства (Анунами) осуждает Инану на смерть:
…На нее взглянула – в глазах ее смерть,
Вымолвила слово – в словах ее гнев…
Ту, что вошла, превратила в труп…
Более того, тело Инаны подвесили на крюк, и так оно провисело семь лет, семь месяцев и семь дней. (Заметьте, что семерка еще у месопотамцев ассоциировалось со смертью.)
На помощь Инане приходит Бог мудрости и подземных вод Энки, который создает двух уродливых сущностей и посылает их за телом Инаны. Несмотря на то, что им каким-то неимоверным способом удается уговорить (заклясть?) Эрэшкигаль, оживленная Инана не может покинуть Подземное царство без равноценной (заместительной) жертвы, о чем прямо сообщают посланникам Ануны:
…Коль хочет Инана подняться на землю,
За голову голову пусть принесет…
Благодаря злобным и отвратительным обитателям Потустороннего мира (галла) Инана совершает побег и всет-таки поднимается на землю. После изнурительной погони и испытав на собственной шкуре все прелести Загробного мира, она вместо себя отдает на откуп Эрэшкигаль своего супруга – пастуха Думузи...
Теперь представьте, если так поступали с богами, то, чего было ждать людям – рабам этих самых богов? Неудвивительно, что Этимму был обречен в Подземном царстве на бесконечные мучения и утомительное ожидание жертвоприношений от своих потомков. Кстати, посмертные судьбы грешников/черни и праведников/знати ничем не отличались, о чем свидетельствую строки из поздневавилонского «Экклезиаста»:
...Взгляни на черепа простых и знатных:
Кто был из них злодеем и кто -
С благочестивыми делами?..
Вот и выходит, что все ценности и интересы человека находились по эту сторону жизни. Смерть отбирала и обесценивала все. Потому и воспринималась она месопотамцами как оппозиция жизни и как абсолютное Зло. А перспектива существования укладывалась для людей в промежуток между жизнью и смертью… от колыбели до могилы.
…Лишь боги с Солнцем вечны,
А человек – годы его сочтены,
Чтобы не делала он – все ветер!..
Вместо эпилога
Для месопотамцев центр существования (всего сущего) находился вне человека и вне его творений, вне осязаемых вещей – в невидимых и непостижимых силах, управляющих Вселенной, в законах Мэ, Парцу или Шимату. В том, что определяло «невидимой рукой» мировой Порядок.
И не последнюю роль в формировании подобного мировоззрения сыграла, на мой взгляд, природа Месопотамии. Природа, которая никогда не сдерживала себя и всей своей мощью раз за разом давала понять человеку об эфемерности его жизни и о ничтожности его самого. Реки Тигр и Евфрат выходили из своих берегов внезапно, сокрушая дамбы и затапливая посевы. Знойные ветра нещадно засыпали человека пылью, не давая ему дышать, а ливни превращали землю в болото…
И над человеком довлело постоянное предчувствие трагедии.
…Судьба – это зверь, всегда готовый укусить…
…Судьба – это бешеный пес, идущий по следу…
© Любопытная
…Я – бог твой, твой творец, твоя защита! Тебя хранит мой страж и сильный гений мой! Голодного насыть, воды дай жаждущему… Врата тебе открыты мира, жития, Обернись, вступи в них и войди! Да будешь счастлив ты! (Невинный страдалец) Создателями месопотамского универсума были шумерский Бог Энлиль, аккадский Бэл или вавилонский Мардук. Эти боги не существовали от сотворения времен, а были рождены в союзе старших богов – соответственно шумерского Бога Неба Анна с Богиней Земли Ки; аккадского Бога Неба Анну с супругой, или аккадско-вавилонского Бога пресной воды Эйа с супругой. Интересно, что для осуществления процесса сотворения отдельных частей универсума Боги-Творители выполняли определенные физические действия (в отличие, например, от древнеегипетских богов, порождавших для этого богов). Так, шумерский Бог Энлиль расколол гигантскую гору для разделения неба и земли; вавилонский Бог Мардук – расчленил части тела Тиамат и создал из них небо и землю. Закон – порядок - боги Однако наивысшей властью, управлявшей всеми процессами Вселенной, были неумолимые законы: Мэ – у шумеров, Парцу – у аккадийцев и Шимату – у вавилонян. По всей видимости, эти законы выступали как неизменная и непоколебимая природа вещей, как магический/мистический принцип существования каждой вещи и творения. В реальной жизни они подтверждались неизменным движением планет, монотонным повторение всех природных циклов. Даже боги не стали исключением и повиновались своим «Мэ». Причем, верховный Бог-Творитель никогда не был наделен абсолютной властью над пантеоном божеств. Например, в шумерской модели Вселенной всем управляла троица богов Ан, Энлиль и Энки; в аккадийской – троица Анну, Бэл и Эйа. Да и свою волю надлежало согласовывать с советом Великих Богов (в одних источниках таких богов насчитывалось семь, в других – и девять, и двенадцать, и пятнадцать). Логично предположить, что эта природа вещей воспринималась древними как судьба. И судьба эта существовала у всего на свете: и у богов, и у каждого человека, у любой вещи и даже социального явления… Например, природа грозы воспринималась как судьба Бога грозы Адада; шумерское понятие царствования охватывало не просто весь комплекс функций, признаков и особенностей царской власти, но и выступало как судьба царя. Т.о., сакральную модель универсума в Месопотамии можно представить в виде эдакой цепочки: закон – порядок – боги. И именно в такой последовательности. Неизменным атрибутом верховной власти богов были скрижали судеб. Завладев которыми, теоретически, можно было контролировать и волю богов. По сути – весь универсум как таковой. В вавилонско-аккадском эпосе «Энума Элиш» Тиамат, ставя своего второго мужа Кингу во главу собственного войска, вручает ему упомянутые скрижали судеб. Мардук, истребив собранное Тиамат войско, берет в плен Кингу и, прежде всего, отнимает у него эти скрижали. Аутентичные представления о скрижалях судеб, увы, нам неизвестны. Вероятно, древние вавилоняне считали, что все будущие события, хотя и высечены на этих скрижалях, могут меняться. Иначе, зачем они пытались ими завладеть всеми правдами и не правдами? Однако, должных свидетельств тому, что владельцы скрижалей время от времени вносили в них какие-либо изменения, указания или примечания нет. Более того, Мардук, отобрав у Кингу скрижали судеб, незамедлительно «опечатал печатью» их и «на груди своей спрятал». Не исключено, что скрижали судеб есть переосмысление и модификация Мэ, Парцу или Шимату… Теперь рассмотрим связь судьбы и времени в месопотамской модели универсума Время здесь было понятием вполне конкретным и воспринималось в неразрывной связи с событийным потоком и его участниками, со всей цепочкой преемственности поколений, а, возможно, и с местом событий. Время представляло в месопотамской модели как особое пространство, находящееся вне поля обычного зрения, в котором прошлое сохраняло некое подобие существования или «постсуществования», а будущее – «предсуществовало». Причем, будущее «предсуществовало» в некой форме и лишь ждало своего часа, когда сможет проявить себя. Не отсюда ли исходит убежденность в том, что будущее возможно подсмотреть при помощи ясновидения или различных практик девинации? В том, что существует жизнь после смерти и т.д.? В аккадском языке отсутствует понятие «время» в привычном нам – абстрактном – понимании. Весьма конкретный характер имеет и вавилонское понятие вечности. Она, скорей, созвучна с нашими (на)всегда, (на)совсем, (на)веки. Т.е., этот термин не охватывает всю полноту времени, все прошлое и будущее, а символизирует неопределенно длительный период в прошлом или в будущем. Например: «дружбу меж нами навсегда установим» или «как вечны небеса и земля, господин мой пусть будет вечен» и т.д. Возможно поэтому древние месопотамцы и не заморачивались проблемами соотношения постоянного и временного, такими характерными для эллинов или адептов Заратуштры? Если рассматривать такие понятия как линейность или цикличность времени в контексте месопотамской космогонии, то, получается любопытная картина. С одной стороны, - этапы становления и развития Вселенной в месопотамской мифологии намекают на некую совокупность сменяющих друг друга циклов: рождение богов – сотворение мира – «предпотопный» период – потоп – «постпотопное» существование человечества – победа Гильгамеша (правителя Урука) над Агой (правителем Киша) – объединение саргонидами Междуречья в единое государство Шумера и Аккады и т. д. С другой стороны, - просматривается и линейность, которая ставит под сомнения вечный круговорот творения (цикличность). Да и отыскать какие-либо точно «очерченные» циклы среди мозаичного наследия, дошедшего до нас, исследователям пока не удалось. Посему, на мой взгляд, в месопотамской космогонии более выражена спиралевидная конструкция времени, при которой спираль раскручивается в конструкцию линейную. Если же рассматривать психологический аспект, то, месопотамцы были, скорей, ориентированы на прошлое, нежели на будущее. Это для нас привычно смотреть в будущее, вперед. А вот шумеры и вавилоняне, глядя вперед, видели прошлое, потому как будущее находилось у них за спиной – прошлое на аккадском языке дословно означает «дни лица», а будущее – «потомство» или «быть позади». Вот такой вот парадокс! Интересно и то, что для месопотамцев прошлое не растягивалось на столетия, а представлялось в контексте определенных событий, деяний конкретных людей, предков и жизнью, прожитой ими. То же самое касалось и будущего, которое неминуемо наступало в виде божественных планов, наставлений, указаний - т.е., в виде воли богов. Будущее рассматривалось не как поток безграничных возможностей, а как события, которые, реализовавшись, превратятся в прошлое. Т.о., будущее в местопотамской модели универсума олицетворяло собой прошлое, которое еще не наступило… А какая же роль отводилась человеку и его судьбе? В принципе, роль отводилась незавидная: основным предназначением месопотамца было… быть рабом богов и безропотно прислуживать. По версии одного из шумерских мифов о сотворении людей, Бог пресных вод Энки и Богиня-Мать Дингирмах (Нинхурсанг, Нинмах) слепили людей по бразу богов из глины подземных миров океана и оживили их. Да и в более позднем аккадском сказании об Атрахасисе прослеживается идея богоподобности человека - Энки приказывает принести в жертву одного из богов, дабы из глины, замешанной на божественной крови, слепить людей: «Да создаст праматерь род человеков, Бремя богов на него возложим». .Труд богов поручили человеку, Пусть несет человек иго божье! В первый же месяц, в дни седьмой и пятнадцатый «Премудрого» бога, что имеет разум, Они убили в своем собрате. Из его тела, на его крови Намесила богиня Нинту глины. Чтоб вечно слышали стуки сердца, Разум живет во плоти бога, Знает живущий знак своей жизни, Не забывал бы, что имеет разум. Или вот похожие строки из «Энума Элиш», в которых Мардук молвит: …Кровь соберу я, скреплю костями, Создам существо, назову человеком. Воистину я сотворю человеков. Пусть богам послужат, чтобы те отдохнули. В общем, во всех версиях мифов Месопотамии люди были созданы только ради служения богам (дуллу). Боги, конечно, были снисходительны и позволяли людям жить в собственных местах и собственном жилище, но! Но при условии, что те будут возводить богам храмы в «чистых местах», приносить жертвы и отправлять обряды. Примечательно, что согласно месопотамской космогонии, лишь после сотворения людей – рабов богов, были сотворены четвероногие твари (животные). То, насколько боги нуждались в людском труде, весьма красочно иллюстрирует один из эпизодов вавилонско-аккадской поэмы «О все видавшем» (Гильгамеше). Боги, подстрекаемые Энлилем, решили наслать на человечество всемирный потоп, но в последний момент так испугались предстоящей бури, что, поднявшись на небо, сбились, подобно стае собак, у небесной стены и начали сокрушаться от собственной неосмотрительности. Когда же аккадец Утнапишти (в шумерском варианте – Зисудра) спасся от потопа и, наконец, совершил первое жертвоприношение, оголодавшие боги «как мухи, собрались к приносящему жертву». В начале времен «владыка земли» Энлиль (аккадский Бэл) заботился о том, чтобы люди-рабы не бедствовали: …В давние времена не было змей, Не было скорпионов, Не было гиен и не было львов, Не было ни диких собак, ни волков, Не было ни страха, ни ужаса, И человек не имел врагов… Однако позже боги решили изменить условия земного существования людей, наслав на них болезни, войны и прочие беды. И жизнь человека превратилось в нечто эфемерное и, порой, жалкое… При жизни каждый человек представлял собой некий симбиоз физической оболочки (тела) и четырех внешних, т.е., существующих вне тела, тонкоматериальных субстанций (душ или духов-стражей): Ламассу, Шеду, Иштару и Илу. Они одновременно соединяли и разделяли Эго и окружающую среду. Ламасу представлял собой воплощение внешних проявлений человека – его индивидуальных физических качеств. Шеду, который, кстати, у аккадийцев был связан с духами мертвых, - воплощал жизненную силу индивидуума и его сексуальную
Может вам это будет интересно