Как работает медитация - «Эзотерика» » Женскими глазами
Навигация: Женскими глазами » Черная магия » Первые шаги в колдовстве » Как работает медитация - «Эзотерика»

Как работает медитация - «Эзотерика»

Как работает медитация - «Эзотерика»
Как работает медитация - «Эзотерика»На ритрите по Випассане м-ра С. Н. Гоенки есть практика неподвижного сидения. Три раза в день в течение часа вы должны сидеть, совершенно не шевелясь, наблюдая любые приходящие и уходящие ощущения в теле.

Это очень полезная и эффективная практика, потому что за короткое время способна научить вас бесстрастному наблюдению.

97% новичков чувствуют боль, когда стрелка часов переваливает за полчаса. И они просто подыхают, когда до конца медитации остаётся десять минут.

Я на своём первом ритрите входил в эти девяносто семь процентов, хотя и был тогда на двадцать лет моложе и вялотекуще занимался Хатха Йогой.

Я сидел на свёрнутом шерстяном одеяле, скрестив ноги, с прямой спиной, и ноги мои отваливались, а спина разламывалась.
Но я не шевелился, я наблюдал, я терпел.
Я терпел, страдал и снова терпел, потом опять страдал, но изо всех сил наблюдал.
Это странно, что такая боль (как будто кто-то не спеша, сосредоточенно вкручивает тебе штопор в позвоночник) может возникнуть всего лишь от неподвижного сидения. И я знал, что если пошевелиться, то боль пройдёт. Но я не шевелился – молодой ещё был, упрямый.

И вот когда метафизический штопор был вкручен уже почти по самую рукоятку, и я практически совсем отдавал концы, невидимая рука, так долго вкручивавшая его, ловким движением мгновенно выдернула пробку. Раздался характерный хлопок (по-видимому, одной ладонью) – чпок… и произошло чудо – боль осталась, а страдание исчезло!

Я понимаю, что это странно звучит. Именно так я себя и почувствовал тогда – странно.
Ведь в обычной жизни боль – физическая, эмоциональная или, скажем, финансовая (термин одного моего знакомого банкира на пенсии) – настолько сильно спаяна со страданием, что, кажется, они принципиально не могут существовать друг без друга.
Ну, положим, страдание действительно не может существовать без боли, в силу того, что боль – его источник. А вот боль без страдания? Всегда ли боль неизбежно ведёт к страданию?

Собственно, открытие Будды Гаутамы и следующих за ним поколений медитаторов (включая и меня на том первом ритрите) как раз и состояло в том, что ты можешь чувствовать боль, но при этом не страдать от неё.

В тот момент, когда со мной это произошло, я сидел обалдевший, потому что это произошло неожиданно и мгновенно. Вот только что были боль и страдание, а теперь боль есть, а страдания нет. Ну ни капельки, то есть вообще, то есть совсем.
И это не было каким-то эндогенным наркозом, не было отупением или трансом.
Наоборот: сознание было чистым и ясным, оно было вполне обыденным, только очень спокойным и сосредоточенным.

Что же произошло, как я чувствовал это, как переживал?

Как я сказал, боль никуда не исчезла, но всё же уменьшилась примерно вполовину, потому что ушла её психологическая составляющая – моё отождествление с ней и одновременная борьба, моё сопротивление ей, моё беспокойство.

Второе же, пожалуй, самое важное качество этого опыта состояло в том, что я сам как будто превратился в пространство.
Пространство восприятия, в котором всё просто происходит.
И боль – это всего лишь один из многих других процессов-потоков, текущих в этом пространстве.
Как будто я – это океан, в котором существует множество переплетённых друг с другом подводных течений, ну а боль, скажем, – Гольфстрим.

И тут мы прямиком подходим к хорошему вопросу: Кто Я?

Что вообще такое это загадочное “я”?
Вопрос, мягко говоря, не новый, и за всю историю человечества не один высокий лоб разбился об него.

Главная проблема с “я”, на мой взгляд, состоит в его неуловимости.
Как физики на субатомном микроуровне теряют почву под ногами, потому что не могут обнаружить твёрдую материю (она превращается у них на глазах в какое-то подозрительное облако вероятностей), так же и мы, медитаторы, углубляясь в своё “я”, внимательно к нему присматриваясь, никак не можем его поймать и идентифицировать.

Я есть, чувство “я” тоже есть, а определить его не представляется возможным – какое-то “облако в штанах“.

Однако как макрофизик, не нашедший материи на микроуровне, может спокойно писать на своём макрокомпьютере, не боясь, что он провалится сквозь макростол, так же и мы, исследователи сознания, можем спокойно жить и узнавать себя в зеркале.

Как в истории с Ходжой Насреддином: когда он зашёл в банк, чтобы обналичить чек, клерк попросил его идентифицировать себя.
Ходжа достал из кармана зеркальце, посмотрелся в него и ответил:
“Да, это я, всё в порядке”.


Вторая проблема с “я”, естественным образом вытекающая из первой, состоит в том, что оно влюбчиво и прилипчиво.
Оно всё время норовит прилипнуть к штанам, к юбке, к офицерской фуражке, к нательному крестику, к буддийским чёткам, к директорскому стулу, к президентскому креслу, к нищенской кружке, к банковскому счёту и ещё к тысяче и одной штуке.
К айфону даже может прилипнуть – да так, что потом не отдерёшь.

Но его, “я” это, можно понять. Ему страшно быть облаком. Ему кажется, что облако слишком лёгкое и любой порыв ветра может его унести неведомо куда.

Но так ли это страшно – облегчиться до состояния облака?

Те, кто живёт облачной жизнью, утверждают, что нет.

Вот, например, знаменитый популяризатор Дзэн Дайсецу Судзуки говорил, что:

“пробуждение – это обычная жизнь, только на полметра над землёй”.

А его далёкий предшественник, великий мастер Доген утверждал, что:

“пробуждение – это всего лишь способность жить в изменчивом мире”.

И тут слова уважаемого мастера можно лишь дополнить напоминанием, что “я” – это тоже часть изменчивого мира.
“Я” – это непрерывно меняющееся облако, плывущее в небе.

Влюбчивость и прилипчивость “я” на языке философии и психологии называется “личностной идентификацией”.
Очевидно, что в личностной идентификации как таковой ничего плохого нет – она удобна для эффективной жизни в этом сложном и многообразном мире.

Но идентификация – как одежда, она хороша по сезону.
Шуба хороша зимой, а шорты – летом. Плохо же, когда шуба прилипла намертво и снять её не представляется никакой возможности. Тогда она становится крайне неудобной – особенно летом, особенно в жаркую ночь, особенно в постели, особенно вдвоём… а если впятером, так и совсем никакого удовольствия.

Впрочем, идентификация – тема большая (и одна из центральных в буддийской психологии), так что я напишу о ней отдельно и, надеюсь, ещё неоднократно.

А теперь вернусь к медитации (помните, что под медитацией я имею в виду Практику Осознанности).

Так как же она работает?


Именно так, как я описал в начале текста:
Вы сидите, или стоите, или идёте, или делаете тысячу и одно другое своё дело… и наблюдаете. Наблюдаете, наблюдаете, наблюдаете…
Возвращаете себя к тому, что происходит с вами прямо сейчас.
Ваше “я” прилипает то к одному, то к другому – то к мысли, то к чувству, – но вы просто наблюдаете и самим актом этого наблюдения неустанно возвращаете его к простому присутствию, к этому неопределённому чувству “Я есть”, я наблюдаю, я присутствую.


Однако это нелегко (особенно поначалу). Потому что прилипчивость “я” – это автоматическая программа, заложенная в нас уж не знаю кем или чем – Богом, природой, эволюцией, инопланетянами. Эта программа чрезвычайно сильна в силу своей полезности для выживания нас как вида.

Чтобы перехитрить эту программу, апгрейдить и сделать более гибкой, мы придумываем всякие маленькие хитрости, которые в Буддизме Махаяны называются Упайя. Этих хитростей и приёмов много, потому что все люди разные, и то, что подходит одним, не работает для других.
Но все эти маленькие хитрости объединяет одно:
работа с вниманием.

Ибо где внимание, там и “я”.

Да, методов много, но большинство из них следует алгоритму из двух составляющих: дифференциации и интеграции.

Дифференциация


Чтобы удержать внимание, присутствие “я” в стабильном состоянии, мы стараемся объективировать всё, с чем оно входит в соприкосновение.

В буддийской психологии мы насчитываем шесть чувств восприятия:
слух, зрение, осязание, обоняние, вкус, плюс ещё и мышление.

Да, мышление и эмоции.
Логика здесь такая: всё, что я могу воспринимать и объективировать, не является мной. Оно возникает во мне, но это не я. Я – это наблюдатель, свидетель.

Ну а способов действительно много.

Например, в традиции Гоенки мы концентрируемся исключительно на ощущениях тела, пытаясь игнорировать всё остальное.

В Сото Дзэн мы просто сидим и наблюдаем всё, что приходит – вообще всё что угодно, любые феномены, соприкасающиеся с нашим вниманием.

В корейском Сон мы задаём вопрос: “Что это?” – для того чтобы лучше разглядеть феномены и остаться в алертном состоянии.

В других школах и традициях существуют другие методы.

В результате регулярной тренировки постепенно мы учим это наше “я” меньше прилипать к конкретным феноменам. Не отождествляться с мыслями, чувствами, состояниями…

Но это только одна часть работы – тренировка способности различать, дифференцировать, разделять.
Эта стадия формирования различающего наблюдателя важна, но не менее важно не зависнуть и не остановиться на ней.
На этой стадии возникает опасность, что “я” опять прилипнет – только теперь к наблюдателю. А это, в свою очередь, может привести к сепарации от жизни, к внутренней расколотости, к бесчувственности, холодности.
Я всё наблюдаю, но ни в чём не участвую, я лишь “делаю своё наблюдение”.
Известный психолог и учитель медитации Джон Уэлвуд назвал зависание на этой стадии “духовным избеганием” (spiritual bypassing).

Для того чтобы идти дальше, нам необходима вторая часть – интеграция.

Интеграция


Слово “интеграция” на русский переводится как “целостность”, и это именно то, к чему мы стремимся – стать более целым, не разорванным. Говорят ведь, что слово “нирвана” происходит от русского “не рваный” (это была шутка, если что).

Так вот, на стадии интеграции мы от сепарированного наблюдателя приходим к “обнимающему присутствию”.
Я на этой стадии становлюсь всё вмещающим в себя пространством.
Я – одновременно и возникающие/исчезающие феномены, и то пространство, где они возникают и исчезают.
Я – это боль, если возникла боль; я – это удовольствие, если возникло удовольствие; я – радость или горе, плач и смех, мысли и чувства…
Я – это бесконечные потоки порождающих друг друга феноменов, но вместе с тем я – и то пространство осознания, где они возникают.
Я – это позволение всему быть. Максимально широкое и глубокое присутствие в жизни.
Причём широта, глубина, высота – здесь величины не постоянные, а тоже непрерывно меняющиеся.

Такое “пространственное присутствие” трудно, фактически невозможно определить, ведь вы не можете ухватить пространство. Единственно, что можно сказать о нём, что оно существует, потому что вы непосредственно переживаете его существование.

И ещё раз напомню – это практика.

Если всё является меняющимся потоком, вы по определению не можете закрепиться в чём-то раз и навсегда. Вам нужно постоянно совершать хотя бы небольшое мягкое усилие, чтобы подталкивать себя в нужном направлении. Это и называется Путём.

Путём в сторону облака – неопределённого, но свободного. Независимого от жёстких отождествлений, независимого от штанов.

Помните детский анекдот про ёжика, который занимался самовнушением:
– Я не пукну, я не пукну, я не пукну…
Пук…
– Это не я, это не я, это не я…

Вот так и работает медитация, только без самовнушения, а с помощью чистого, неразбавленного присутствия.

Итог всему вышесказанному можно подвести такой:
Медитация, которую мы называем Практикой Осознанности, не уничтожает боль, мысли, чувства, идентификации, бессознательные программы, но тренирует меня отклеиваться от них, видеть их как преходящие феномены, а следовательно, быть более свободным и независимым от них. А дальше, если повезёт, то в какой-то момент осознать что я – это даже и не облако, а чистое, бесконечное небо.
Источник:
Будда в городе

На ритрите по Випассане м-ра С. Н. Гоенки есть практика неподвижного сидения. Три раза в день в течение часа вы должны сидеть, совершенно не шевелясь, наблюдая любые приходящие и уходящие ощущения в теле. Это очень полезная и эффективная практика, потому что за короткое время способна научить вас бесстрастному наблюдению. 97% новичков чувствуют боль, когда стрелка часов переваливает за полчаса. И они просто подыхают, когда до конца медитации остаётся десять минут. Я на своём первом ритрите входил в эти девяносто семь процентов, хотя и был тогда на двадцать лет моложе и вялотекуще занимался Хатха Йогой. Я сидел на свёрнутом шерстяном одеяле, скрестив ноги, с прямой спиной, и ноги мои отваливались, а спина разламывалась. Но я не шевелился, я наблюдал, я терпел. Я терпел, страдал и снова терпел, потом опять страдал, но изо всех сил наблюдал. Это странно, что такая боль (как будто кто-то не спеша, сосредоточенно вкручивает тебе штопор в позвоночник) может возникнуть всего лишь от неподвижного сидения. И я знал, что если пошевелиться, то боль пройдёт. Но я не шевелился – молодой ещё был, упрямый. И вот когда метафизический штопор был вкручен уже почти по самую рукоятку, и я практически совсем отдавал концы, невидимая рука, так долго вкручивавшая его, ловким движением мгновенно выдернула пробку. Раздался характерный хлопок (по-видимому, одной ладонью) – чпок… и произошло чудо – боль осталась, а страдание исчезло! Я понимаю, что это странно звучит. Именно так я себя и почувствовал тогда – странно. Ведь в обычной жизни боль – физическая, эмоциональная или, скажем, финансовая (термин одного моего знакомого банкира на пенсии) – настолько сильно спаяна со страданием, что, кажется, они принципиально не могут существовать друг без друга. Ну, положим, страдание действительно не может существовать без боли, в силу того, что боль – его источник. А вот боль без страдания? Всегда ли боль неизбежно ведёт к страданию? Собственно, открытие Будды Гаутамы и следующих за ним поколений медитаторов (включая и меня на том первом ритрите) как раз и состояло в том, что ты можешь чувствовать боль, но при этом не страдать от неё. В тот момент, когда со мной это произошло, я сидел обалдевший, потому что это произошло неожиданно и мгновенно. Вот только что были боль и страдание, а теперь боль есть, а страдания нет. Ну ни капельки, то есть вообще, то есть совсем. И это не было каким-то эндогенным наркозом, не было отупением или трансом. Наоборот: сознание было чистым и ясным, оно было вполне обыденным, только очень спокойным и сосредоточенным. Что же произошло, как я чувствовал это, как переживал? Как я сказал, боль никуда не исчезла, но всё же уменьшилась примерно вполовину, потому что ушла её психологическая составляющая – моё отождествление с ней и одновременная борьба, моё сопротивление ей, моё беспокойство. Второе же, пожалуй, самое важное качество этого опыта состояло в том, что я сам как будто превратился в пространство. Пространство восприятия, в котором всё просто происходит. И боль – это всего лишь один из многих других процессов-потоков, текущих в этом пространстве. Как будто я – это океан, в котором существует множество переплетённых друг с другом подводных течений, ну а боль, скажем, – Гольфстрим. И тут мы прямиком подходим к хорошему вопросу: Кто Я? Что вообще такое это загадочное “я”? Вопрос, мягко говоря, не новый, и за всю историю человечества не один высокий лоб разбился об него. Главная проблема с “я”, на мой взгляд, состоит в его неуловимости. Как физики на субатомном микроуровне теряют почву под ногами, потому что не могут обнаружить твёрдую материю (она превращается у них на глазах в какое-то подозрительное облако вероятностей), так же и мы, медитаторы, углубляясь в своё “я”, внимательно к нему присматриваясь, никак не можем его поймать и идентифицировать. Я есть, чувство “я” тоже есть, а определить его не представляется возможным – какое-то “облако в штанах“. Однако как макрофизик, не нашедший материи на микроуровне, может спокойно писать на своём макрокомпьютере, не боясь, что он провалится сквозь макростол, так же и мы, исследователи сознания, можем спокойно жить и узнавать себя в зеркале. Как в истории с Ходжой Насреддином: когда он зашёл в банк, чтобы обналичить чек, клерк попросил его идентифицировать себя. Ходжа достал из кармана зеркальце, посмотрелся в него и ответил: “Да, это я, всё в порядке”. Вторая проблема с “я”, естественным образом вытекающая из первой, состоит в том, что оно влюбчиво и прилипчиво. Оно всё время норовит прилипнуть к штанам, к юбке, к офицерской фуражке, к нательному крестику, к буддийским чёткам, к директорскому стулу, к президентскому креслу, к нищенской кружке, к банковскому счёту и ещё к тысяче и одной штуке. К айфону даже может прилипнуть – да так, что потом не отдерёшь. Но его, “я” это, можно понять. Ему страшно быть облаком. Ему кажется, что облако слишком лёгкое и любой порыв ветра может его унести неведомо куда. Но так ли это страшно – облегчиться до состояния облака? Те, кто живёт облачной жизнью, утверждают, что нет. Вот, например, знаменитый популяризатор Дзэн Дайсецу Судзуки говорил, что: “пробуждение – это обычная жизнь, только на полметра над землёй”. А его далёкий предшественник, великий мастер Доген утверждал, что: “пробуждение – это всего лишь способность жить в изменчивом мире”. И тут слова уважаемого мастера можно лишь дополнить напоминанием, что “я” – это тоже часть изменчивого мира. “Я” – это непрерывно меняющееся облако, плывущее в небе. Влюбчивость и прилипчивость “я” на языке философии и психологии называется “личностной идентификацией”. Очевидно, что в личностной идентификации как таковой ничего плохого нет – она удобна для эффективной жизни в этом сложном и многообразном мире. Но идентификация – как одежда, она хороша по сезону. Шуба хороша зимой, а шорты – летом. Плохо же, когда шуба прилипла намертво и снять её не представляется никакой возможности. Тогда она становится крайне неудобной – особенно летом, особенно в жаркую ночь, особенно в постели, особенно вдвоём… а если впятером, так и совсем никакого удовольствия. Впрочем, идентификация – тема большая (и одна из центральных в буддийской психологии), так что я напишу о ней отдельно и, надеюсь, ещё неоднократно. А теперь вернусь к медитации (помните, что под медитацией я имею в виду Практику Осознанности). Так как же она работает? Именно так, как я описал в начале текста: Вы сидите, или стоите, или идёте, или делаете тысячу и одно другое своё дело… и наблюдаете. Наблюдаете, наблюдаете, наблюдаете… Возвращаете себя к тому, что происходит с вами прямо сейчас. Ваше “я” прилипает то к одному, то к другому – то к мысли, то к чувству, – но вы просто наблюдаете и самим актом этого наблюдения неустанно возвращаете его к простому присутствию, к этому неопределённому чувству “Я есть”, я наблюдаю, я присутствую. Однако это нелегко (особенно поначалу). Потому что прилипчивость “я” – это автоматическая программа, заложенная в нас уж не знаю кем или чем – Богом, природой, эволюцией, инопланетянами. Эта программа чрезвычайно сильна в силу своей полезности для выживания нас как вида. Чтобы перехитрить эту программу, апгрейдить и сделать более гибкой, мы придумываем всякие маленькие хитрости, которые в Буддизме Махаяны называются Упайя. Этих хитростей и приёмов много, потому что все люди разные, и то, что подходит одним, не работает для других. Но все эти маленькие хитрости объединяет одно: работа с вниманием. Ибо где внимание, там и “я”. Да, методов много, но большинство из них следует алгоритму из двух составляющих: дифференциации и интеграции. Дифференциация Чтобы удержать внимание, присутствие “я” в стабильном состоянии, мы стараемся объективировать всё, с чем оно входит в соприкосновение. В буддийской психологии мы насчитываем шесть чувств восприятия: слух, зрение, осязание, обоняние, вкус, плюс ещё и мышление. Да, мышление и эмоции. Логика здесь такая: всё, что я могу воспринимать и объективировать, не является мной. Оно возникает во мне, но это не я. Я – это наблюдатель, свидетель. Ну а способов действительно много. Например, в традиции Гоенки мы концентрируемся исключительно на ощущениях тела, пытаясь игнорировать всё остальное. В Сото Дзэн мы просто сидим и наблюдаем всё, что приходит – вообще всё что угодно, любые феномены, соприкасающиеся с нашим вниманием. В корейском Сон мы задаём вопрос: “Что это?” – для того чтобы лучше разглядеть феномены и остаться в алертном состоянии. В других школах и традициях существуют другие методы. В результате регулярной тренировки постепенно мы учим это наше “я” меньше прилипать к конкретным феноменам. Не отождествляться с мыслями, чувствами, состояниями… Но это только одна часть работы – тренировка способности различать, дифференцировать, разделять. Эта стадия формирования различающего наблюдателя важна, но не менее важно не зависнуть и не остановиться на ней. На этой стадии возникает опасность, что “я” опять прилипнет – только теперь к наблюдателю. А это, в свою очередь, может привести к сепарации от жизни, к внутренней расколотости, к бесчувственности, холодности. Я всё наблюдаю, но ни в чём не участвую, я лишь “делаю своё наблюдение”. Известный психолог и учитель медитации Джон Уэлвуд назвал зависание на этой стадии “духовным избеганием” (spiritual bypassing). Для того чтобы идти дальше, нам необходима вторая часть – интеграция. Интеграция Слово “интеграция” на русский переводится как “целостность”, и это именно то, к чему мы стремимся – стать более целым, не разорванным. Говорят ведь, что слово “нирвана” происходит от русского “не рваный” (это была шутка, если что). Так вот, на стадии интеграции мы от сепарированного наблюдателя приходим к “обнимающему присутствию”. Я на этой стадии становлюсь всё вмещающим в себя пространством. Я – одновременно и возникающие/исчезающие феномены, и то пространство, где они возникают и исчезают. Я – это боль, если возникла боль; я – это удовольствие, если возникло удовольствие; я – радость или горе, плач и смех, мысли и чувства… Я – это

Похожие статьи

Оставить комментарий

ВАША РЕКЛАМА


ДОБАВИТЬ БАННЕР
  «Прикоснись к тайнам настоящего и будущего,а также лечение народными способами и не традиционной медициной и многое полезное для вашего благополучия...»