Наталья Солнцева: "Принцесса из Шанхая"

«Вы окружили себя своими снами,
и это сновидение будет тянуться, пока вы не проснетесь».
Ошо.
ГЛАВА 1
Дальний Восток. Тайга
Между деревьями стоял туман. Верхушки ветхих елей утопали во темноте, и где-то рядом, невидимый в белесом мареве, пощелкивал сучьями, шуршал опавшей хвоей затаившийся недруг.
– Ну где ты там?– с опьяненной удалью выкрикнул охотник, вскидывая ружье. – Выходи!Что, безмолвствуешь?Молчишь… Боишься!Думаешь, тебя пуля не возьмет?Она у меня серебряная!На оборотня!
Тишина, нарушаемая звуками леса, была ему ответом. Туман стоял в голове охотника, тяжкий хмельной угар.
«Они обе пропали, – мыслил охотник. – Покинули меня. Сначала одна… Потом иная... Они обманули меня!Обещали счастье, неслыханную удачу… Восторг и упоение – любовью, властью!Над золотом, над душами людскими… Над дамами!И где это все?Утекло, проникло меж пальцев, как талая водица. Правда, у меня еще кое-что осталось, точнее, кто. Она!Волшебная, милая, сладкая… и недоступная. Она тоже ускользает… Как мне сделать ее собственной?Навсегда, навеки?Такую приступом не возьмешь, придется подбираться на мягеньких лапах… Будто таежный князь к желанной добыче...»
Громкий треск справа, за покрытыми лишайником стволами, принудил его дрогнуть и, не целясь, выстрелить.
– Ха-ха!На, получай!Ха-ха-ха!– захлебываясь истерическим хохотом, завопил он. – Получай, чудовище!
Снова воцарилось спокойствие, и лишь вспугнутые звуком выстрела птицы застрекотали, зашумели, взлетая.
– Что тебе необходимо, уродец?– со слезами в гласе, спрашивал охотник. – Ты же сам все можешь!Ты теснее отобрал у меня все!Осталась она… Одна она…
Спотыкаясь о гниющий валежник, он побрел вперед, наугад, пока под ногами не чавкнуло не стукнул в нос острый запах болота. Страх, змеей свернувшийся в груди охотника, распрямился, выбросил тыщи ядовитых нажимал, приостановил кровь в жилах. Зыбкая почва слабо колыхнулась и застыла. Замер, охваченный страхом, и охотник. Трясина!Вот куда приманил его проклятый оборотень…
Охотник дернулся, устремился в сторону, но лишь опасно потревожил трясину – с тихим утробным вздохом она прильнула к его ногам и алчно потянула их вниз. Каждое движение жертвы лишь усиливало ее хваткую хватку.
Предсмертную тоску ни с чем же не спутаешь. И охотник опустил руки, задохнулся в ее неумолимых тисках… Или это разлилась по всему телу ставшая в заключительнее время обыкновенной боль, которая то накатывала резким удушьем, то отходила?Сквозь густую пелену ее неясно долетали до охотника грузные, приближающиеся шаги оборотня…
– А-ааа-аааа-а!– желал закричать он. Но из синеющих губ вырвалось слабенькое шипение, отдающее ароматом перегара.
Кажется, оборотень оказался еще ужаснее, чем мог предположить охотник. Он надвигался, застилая собою белоснежный свет, и хруст валежника под его лапами взрывался в ушах охотника как динамит, которым глушат в здешних реках рыбу.
«Он уничтожит меня… – мелькнуло в меркнущем сознании охотника. – Мое тело засосет трясина, и никто никогда не выяснит, как закончилась моя жизнь. Или я теснее умер… И вижу впереди себя существо из ада, которое появилось по мою душу…»
* * *
Москва. Полгода спустя
Альбина Эрман избирала костюмчик для вечернего выхода. Сегодня ей надобно смотреться роскошно и искусительно – вероятно, мужчина ее мечты, в конце концов, осмелится и сделает ей предложение. Все к тому следует заключительные пару месяцев.
– Примерьте вот это, – предложила продавщица, тощая дама в мини-юбке, кратко стриженая, с крашеной челкой торчком. – Элегантная модель!
«Совсем как я на заре собственной карьеры», – поразмыслила госпожа Эрман, смотря на нее. Снисходительно кивнула и вульгарна к примерочной кабинке.
Белый костюмчик вправду оказался ей и в пору, и к личику: юбка в обтяжку, чуть накрывающая колени, приталенный пиджак с гладким длинноватым рукавом, с уникальной тайной застежкой - он смотрелся великолепно за счет переливов добропорядочного атласа. Отсутствие вычурных деталей лишь подчеркивало роскошные полосы безукоризненного раскраивая.
Цена немножко смутила, но Альбина колебалась одно мгновение, опосля чего же переоделась, вышла из примерочной и приказывала продавщице упаковать покупку. В таковой день экономия неподходяща.
По дороге домой госпожа Эрман невольно погрузилась в воспоминания: как несмышленой девчушкой выпорхнула из школы, как отвергла инициативу родителей посодействовать ей поступать в мед институт, где они два работали на кафедре кардиологии, и устроилась на работу в парфюмерный магазин. Подобным поступком Альбина нанесла сильнейший удар папе и мамы: наследственные лекари, они не представляли себе единственную дочь – кросотку и умницу, вежливую в лучших традициях образованной семьи, – за прилавком, продающей мыло, кремы и духи. Вульгарная, бесперспективная профессия!Предки Эрманов приехали в Россию еще при короле, да так тут и осели: открыли приватную практику, врачевали высокопоставленных особ, их жен и деток, нужды в деньгах не испытывали и собственных чад высылали обучаться медицине в Европу, чтоб те продолжали замечательную династию. Альбина 1-ая нарушила устоявшийся, казавшийся незыблемым порядок. А Эрманы ставили порядок главнее всего, и даже века, прожитые в Санкт-Петербурге и Москве, не смогли их значительно поменять.
– Ты обязана стать доктором, как мы!– утверждали Альбине прородители. – Люди недомогают во все времена, не имеет значения при каком раскладе медик без кусочка хлеба не остается. Быть доктором престижно!
– Брать взятки у нездоровых?– противилась дочь. – Нет уж, увольте!А правительство выплачивает гроши. И вообщем, всю жизнь провести у кровати хворых, заглядывать в чужие рты и ночные горшки – это не для меня.
Отец сокрушенно охал, мама вопила украдкой, но Альбину это не приостановило. Она пустилась в одиночное плавание по океану, имя которому - коммерция. Через полтора года юная дама так преуспела на ниве торговли парфюмерией, что ее назначили пугаем торговцем, а позже и управляющей отделом – при условии заочного обучения.
Недолго мысля, Альбина поступила в торгово-экономический институт на факультет менеджмента и через 5 лет теснее управляла магазином. У нее возникла мечта стать хозяйкой пусть малюсенького, но собственного бизнеса – предоставлять личные консультации, предоставлять эксклюзивную косметику и духи. Три года ушло на становление, и в 20 семь лет Альбина теснее была владелицей маленького, но чрезвычайно роскошного салона «Камелия», где не считая нее работали еще две дамы - визажист-имиджмейкер и косметолог. Дело начало приносить доход, позволило рассчитаться с долгами и кредитом. Прибыль госпожа Эрман пускала на развитие сети салонов «Камелия».
К 30 годам Альбина стала полностью обеспеченной, самостоятельной, ухоженной, элегантной дамой и в 1-ый разов задумалась о замужестве. Ее требования к будущему кандидату на руку и сердечко были чрезвычайно высоки. В «кормильце» она не нуждалась, материнства не желала, «вить гнездо» и «обустраивать семейный очаг» тоже не входило в ее планы.
В браке госпожа Эрман видела до этого всего ублажение собственных амбиций. Разумеется, она родит 1-го малыша и будет не прочь вести хозяйство в обустроенном пригородном доме, но работу не бросит. Салоны «Камелия» – ее творение, и она в состоянии позаботиться о их процветании.
С Альбертом Ростовцевым она познакомилась на одном из фуршетов. Он сходу привлек ее внимание: рослый, стройный, с горделиво посаженной головой и древними чертами личика – ни дать ни брать Аполлон в костюмчике от-кутюр.
– Кто это?– шепотом спросила Альбина у подруги, демонстрируя очами на понравившегося ей мужчину.
– Ростовцев.
– Женат?
Подруга отрицательно качнула головой.
– Нет, кажется.
– Чем занимается?
– Фабрикант. Легкая индустрия, склады, магазины; как на данный момент водится, общее творение с Европой, Китаем. Любитель восточных древностей и даосской философии.
– Почему я его 1-ый разов вижу?
– Он лишь приехал из Пекина. Несколько лет провел за границей, в России посещал наездами. Светские тусовки не навещает. И вообще… Свободный, занимательный, благовидный, обеспеченный мужчина. Чем не жених для таковой, как ты?
Альбина задумалась. Нет-нет да и тащило ее посмотреть в сторону Ростовцева. Один из взоров он словил, прищурился, сдержал усмешку. Хороша была дама в черном декольтированном платьице, с пучком завитых волос на затылке, с высочайшим, открытым лбом и чувственным рисунком губ. Хороша!Но не подошел – малюсенько ли их, красавиц, вокруг?К женскому полу хозяин Ростовцев относился с прохладцей, потому и прогуливался в холостяках.
– Познакомить вас?– предложила Альбине подруга. – Я Альберта, можнож сказать, со школьной скамьи знаю.
– Одноклассники что ли?– не поверила та.
– В музыкалку общо прогуливались. Я на скрипке обучалась играться, а он на гитаре. Классный юноша был!Баскетболист, обучался на «отлично» – все успевал. Теперь зазнался немножко, глядит свысока, общается без охоты. Спорт забросил, наверняка. Хотя, судя по наружному виду, в безукоризненной физической форме. Ладно, пойду поздороваюсь.
Альбина не успела ответить, а подруга теснее пробиралась меж приглашенными к Ростовцеву. Они заговорили. Мужчина поискал Альбину очами.
«Черт знает что!» – вспыхнула та, повернулась и зашагала к выходу.
Ростовцев догнал ее теснее в вестибюле, приостановил:
– Вы куда?Не любите фуршеты?Я сам их вытерпеть не могу. Партнер притащил!Давайте убежим отсюда.
– Мы не знакомы, – холодно произнесла она.
– Бросьте!Мне вас лишь что заочно представила Лена Журбина. Скажете, вы и с ней не знакомы?
Слово за слово, Ростовцев посодействовал ей брать из гардероба пальто, одеться.
– Меня машинка ожидает. Вас отвезти?
– Пожалуй, не стоит.
Альбина осмысливала – лишь «равнодушие» сумеет привлечь такового мужчину. Он не умеет проигрывать!Он и идеи не дозволяет, что дама может ему отказать.
Она еще немножко покапризничала, не испытывая чрезвычайно его терпения, и милосердо разрешила прокатить себя по городку.
Ростовцев отпустил водителя, сам сел за руль темного «Мерседеса». В Москве стоял конец марта. Снег посерел, съежился, из-под колес летела дорожная грязюка. В мутных лужах плавали кусочки льда. Но в воздухе теснее благоухало весной, свежим ветром, капелью, откликаясь в сердечко тем неподражаемым чувством случайного счастья, которое навещает на пороге смен.
С того прохладного, ветреного весеннего дня они начали встречаться – Альберт и Альбина.
– У нас даже имена звучат схоже!– усмехался он.
Ими восторгались, им завидовали, пророчили им быструю женитьбу. Однако Ростовцев вовсю ухаживал, даровал подарки, водил в театры и ночные клубы, но... предложение делать не торопился. Альбина начала тайно, подспудно горячиться. В чем дело?
– Зачем вам жениться?– подливала масла в огонь подруга, та самая Лена Журбина. – Разве так плохо?
У Ростовцева, без сомнения, до Альбины были дамы, о этом разговаривал его опыт, свобода обращения, развязные манеры, изощренное искусство секса. Альбина до встречи с ним тоже имела романы с мужчинами: скоротечные, поверхностные. Два ее любовника не шли ни в какое сопоставление с Альбертом – ни снаружи, ни в бизнесе, ни в кровати. И один, и 2-ой давали замужество. Госпожа Эрман отказала обоим без раскаяния. Любовники – для временных потех, супруг же – на всю жизнь. Иначе не стоит и огород городить.
– Хочешь познакомиться с моими родителями?– осмотрительно намекнула она Ростовцеву.
– Зачем?– опешил тот. – Смотрины решила устроить?Мы с тобой взрослые, самостоятельные люди, Аля. Или твои мама с отцом не разрешают тебе гулять с нехорошими мальчишками?
Неожиданная издевка в его гласе поразила Альбину. Выходит, Ростовцев не собирается вступать в брак?«Мы просто любовники, – поразмыслила она. – Обычные любовники!» От данной идеи стало горько. Теперь, когда Альбина по-настоящему сблизилась с ним, когда ее чувства из флирта переросли в нечто большее, оказалось, что Ростовцев их не делит. Он открыто и с наслаждением возникает с ней публично, знакомит со своими друзьями и партнерами – восхищение, которое они выказывают его даме, заискивает себялюбию, – но чтоб именовать ее собственной супругой?Господин фабрикант не собирается поменять удачный, ни к чему не обязывающий статус холостяка на статус женатого мужчины. Это не входит в его планы!
От обиды и унижения Альбине хотелось выть в подушечку, как соткам, тыщам куда наименее удачных, благовидных и обеспеченных дам. Есть в жизни какие-то сферы, которые уравнивают всех – здоровье, к примеру, талант, любовь, погибель... Сколько бы средств, наград или славы ни отдала человеку судьба, они не гарантируют, что он будет любим и счастлив, проживет длинные годы в радости и согласии, осуществит свои сокровенные мечты. Дурнушек носят на руках, а великолепные принцессы украдкой смахивают слезы; какой-либо простофиля пышет здоровьем, а преуспевающий банкир глотает пилюли; неотесанный провинциал берет вершину за вершиной, а узкий, интеллигентный интеллигент не в состоянии устроить карьеру ни в науке, ни в искусстве. Ну и, окончательно, смерть… Уж она-то совершенно не разбирает, где король, а где нищий.
Госпожа Эрман будто прозрела. Так ах так беспощадна, как упряма навещает Фортуна!Она не спешит раздавать призы тем, кто больше всех этого благороден. А благородной Альбина считала до этого всего себя. Разве она не заслуживает получить из рук Провидения хотимый плод?Разве ее усилия, ее напор, ее разум, в конце концов, не проложили ей дорогу к успеху?Она, в отличие от почти всех подруг и знакомых, достигла определенного положения в сообществе, может почти все себе позволить… Она превосходна, в конце концов!Умеет одеться, подать себя, вести непринужденную светскую беседу... У нее есть стиль, шарм!Она твердо и уверенно ведет свое дело…
Чем больше Альбина раздумывала, тем посильнее себя накручивала. Выходит, все, чего же она достигла, не дает ей права на такового супруга, как Ростовцев?Неужели придется дать его какой-либо порожней, симпатичной девчушке-модели с длинноватыми ногами, выступающими ключицами и коровьими очами?Ну уж не-е-ет!
Госпожа Эрман привыкла педантично просчитывать каждый свой шаг - это семейное качество она унаследовала полностью. Именно расчет, но не сумасбродство побудил ее опосля школы встать за прилавок, узнавать будущую профессию снутри, но не в университетской аудитории, проникнуться всеми ее мелочами и аспектами, чтоб позже взяться за образование осмысленно и с толком. Она обучалась не ради диплома, как большая часть студентов, а обретала настоящие познания, которые посодействовали ей продвигаться вперед в штормовом море бизнеса. Она избирала служащих, поставщиков и партнеров кропотливо и с далеким прицелом. Она изучала все тонкости, все характеристики и прихоти базара, чтоб направить их в свою выгоду. Тот же подход она применила к собственной наружности и к собственному стилю. До сих пор она пожинала благие ростки, достигала намеченных целей. Так неуж-то сейчас, когда на карту поставлена собственная жизнь, она сдастся и опустит руки?Ни за что на свете!
И Альбина взялась за Ростовцева всерьез. «То были цветочки, милый, – мысленно произнесла она. – Наступило время ягод!Я постараюсь, чтоб они оказались сладостными и опьяненными!»
Она постоянно добивалась желанного результата не собиралась отходить ни при каких обстоятельствах. К тому же в ее душе начал проклевываться росток… любви?Чего-чего, а такого госпожа Эрман не ждала.
Ловкость манер, коварные приемы обольщения и присущий ей азарт произвели воспоминание на Альберта – лед тронулся. Их интимные дела стали жаркими и страстными, встречи частыми, а дискуссии искренними. Сегодня он пригласил Альбину на романтичный ужин…
Она очнулась, вынырнула из раздумий, чуть не упершись лбом в стеклянную дверь магазина. Все ли она покупала?Тряхнув головой, Альбина возвратилась в ювелирный отдел. К наряду, который она заполучила, подходят утонченные декорации из розового золота – колье и серьги.
– Покажите мне вот это, – подозвала она тоскующую за прилавком девушку.
Пока та лениво давала объяснения, госпожа Эрман поразмыслила, что сама издавна уволила бы такую нерадивую продавщицу…

ГЛАВА 2
В кафе «Волна» было малолюдно. За окнами буянил ветер, кидал влажным, колким снегом в стекла, гудел в трубах. Лед на реке еще не сошел, лишь стал рыхловатым, ненадежным и сероватым. Весна нарушила его мощный панцирь, его блещущую белизну, проложила по нему пока невидимые, но наизловещие трещины, и сейчас ждала истинного солнечного тепла, чтоб взломать его, поднять снутри, сокрушить, перемешать с мутной, свинцовой водой и понести, понести - в далекие дали. Лед поплывет, не зная того, что по дороге он перевоплотится в снежную кашу, а позже и совершенно растает, растворится в этом неостановимом течении реки. Куда и по чьему велению устремляется она?
Частный сыщик Всеслав Смирнов из года в год, следя ледоход, задавал себе этот философский вопросец. Куда текут реки?Куда и для чего же торопливо шагают по столичным улицам все эти прохожие?Куда растекаются они, наполняя поезда, корабли, автобусы и самолеты?Какому ритму они покоряются и какова цель этого постоянного, суетного движения?Есть ли в нем смысл?Или река жизни просто подхватывает их и несет неизвестно куда, как льдинки весной?
Как остаться самим собой в этом не подвластном разуму, данном выше порядке?А может, против, отдаться на волю ветра и волн, и, не беспокоясь ни о чем, плыть, рассматривая великолепные берега?Где-нибудь да прибьет к отмели…
Сам Смирнов относился к породе жителей нашей планеты, которые везде и всюду стараются грести в подходящую им сторону, несмотря на погодные условия. Пройдя грозную военную закалку – от Суворовского училища до десантного, от изнурительных занятий до военных операций в «горячих точках» – и принуждённый в конце концов демобилизоваться, он занялся охранной деятельностью, а позже решил прокладывать свой жизненный маршрут и подался на свои хлеба. Частный сыск – вот где он будет волен в выборе и сумеет применить проф навыки.
Господин Смирнов брался лишь за те дела, которые сулили наряду с солидным вознаграждением наслаждение от работы – они обязаны были оттачивать его интеллект, шлифовать логику и использовать интуицию. Инструменты разума, которые не используются, деградируют; приборы духа, которые не употребляются, угасают. Разгадывать тяжелую загадку интересно, и каждое расследование обязано быть поначалу приключением, а позже теснее раскрытием правонарушения. Тем, кто не растерял вкус к игре, движет энтузиазм.
В кафе «Волна» сыщик заглянул не ради горячего обеда – он ждал тут потенциальную клиентку. Молодая дама позвонила ему на данный момент днем, назвалась Анжеликой Ермолаевой и попросила о встрече. Откуда она выяснила его телефон?От соседки. Та произнесла, что ее племянник был замешан в чрезвычайно досадном скандале, а хозяин Смирнов посодействовал ему выпутаться.
Фамилия племянника оказалась знакома сыщику: пару годов назад он вправду выручил юного жителя нашей планеты, которому угрожало увольнение с работы и нарекание в растрате.
– Хорошо, – согласился Всеслав. – Я не даю официальных объявлений и предпочитаю, чтоб люди прибывали ко мне по советы. Буду ожидать вас в кафе «Волна»
Она помолчала и призналась:
– Я совершенно не так давно в Москве…
– Возьмите такси, скажите водителю адресок, он вас доставит, – порекомендовал сыщик.
Он сообразил, почему ее укор показался странноватым – она произносила слова как человек, который делает это очень усердно, и ее «а» звучало не по привычке для столичного уха. Так разговаривают в дальной провинции. Но сама речь была правильной, с превосходно построенными фразами.
«Я имею дело с учительницей из сельской школы, – поразмыслил Смирнов. – Либо с интеллигенткой, которая провела много лет в глуши, в уединении, читая книжки и разговаривая со своим отражением в зеркале».
Теперь он посиживал за столиком у окна, ждал обладательницу странного говора и посматривал на корабельные часы с начищенным медным корпусом. Все внутренне убранство малюсенького комфортного зала «Волны» подсказывало кают-компанию – привинченные к столам электросветильники, картины морских схваток на стенках, барометры, корабельный колокол...
Когда дама вошла, сыщик похвалил себя за проницательность – она оказалась точно таковой, какой он представлял ее. Очень ровная выправка, стройная фигура, гладко причесанные, старомодно уложенные на затылке волосы, длинноватое пальто с отрезной талией… Не хватало, пожалуй, муфты и шляпки с вуалью. Чем-то эта дама походила на гимназистку выпускного класса из уездного города.
Всеслав поднялся и махнул ей рукою. Она мешкала, озиралась в растерянности: будто пренебрегала дома пенсне, а без него плохо видела. Ему пришлось подойти, представиться и проводить ее к столику. Вблизи было приметно, что она издавна вышла из школьного возраста.
– Сколько вам лет?– не церемонясь, спросил сыщик.
Она не смутилась, не покраснела, ответила просто и открыто, подняв на него великие серо-зеленые глаза, опушенные длинноватыми ресничками.
– Двадцать восемь.
Глаза – вот что являлось основным украшением ее личика с тонкими, но бледноватыми чертами. Смирнов сообразил это, когда Анжелика поглядела на него, и цвет ее глаз засветился нефритовым цветом. В ушах юный дамы висели старинной работы серьги с зеленоватыми камнями – сознательно или невольно, она сделала упор конкретно на том, что было в ее наружности симпатичным.
«Безупречный вкус или инстинктивное кокетство?– спросил себя Всеслав. – Нынче тенденции моды и лавина советов от известных кутюрье напрочь лишили дам и того, и иного. Единицам удается сохранить естественное чувство меры и верность собственному собственному выбору».
– Не знаю, право, как я могу довериться вам, – произнесла меж тем дама.
– Если вы полагаетесь на мою помощь, то выкладывайте все. Иначе нет смысла продолжать разговор.
Ее личико дрогнуло, но осталось таковым же вежливо-теплым, вежливым.
– Пожалуй, я так и поступлю. Мне абсолютно не с кем посоветоваться!Близких я растеряла, а… с столичной родней мы чуть знакомы. Так что - не обессудьте, слушать придется длинно.
– Это часть моего ремесла, – ободряюще улыбнулся Смирнов. – Смелее, Лика. Я могу вас так именовать?
– Конечно.
От ее поведения и слов веяло некоторым позабытым аристократизмом, ностальгической нотой дореволюционной России, роскошными манерами верховодящего класса, которые из поколения в поколение впитываются в кровь.
– Откуда вы взялись тут, в Москве?– не выдержал сыщик. – Перенеслись из дворянского гнезда начала прошедшего века?
– Я приехала сюда полгода назад, – ответила она. – Не могу привыкнуть к великому городку. Ушум и Москва – очень мощный контраст!
– Как вы произнесли?Ушум?
– Да. Совсем крошечный поселок в тайге, меж Амуром и Зеей: жд полустанок, глушь. До наиблежайшего островка цивилизации несколько часов езды. Болота, бурелом… Зимой мороз, снежные заносы – ни пройти, ни проехать. Мои детство и молодость вообщем прошли на лесном хуторе… Так что Ушум показался чудо-городом. Хотя там всего несколько улиц, древесный вокзальчик, магазин и фельдшерский пункт. Люди в Ушуме нередко родятся и помирают, как исстари повелось, без исповедников и лекарей. Раньше поселок жил лесозаготовками, а теперь… Ушум равномерно прибывает в упадок, помирает. Брошенные дома рушатся, былые леспромхозы зияют порожними провалами окон, повсюду валяются трухлявые, темные от сырости бревна. Гиблые места!Многие станции именуют «призраками», они не действуют и зарастают юным ельником.
Смирнову захотелось ущипнуть себя за руку – уж не дремлет ли он?Эта дама приехала из Ушума?Кто ее научил таковым манерам, разговору, умению подобрать серьги в тон к очам?Жительница Ушума обязана была бы ходить в меховом полушубке, сапогах и с ружьем, уметь стрелять навскидку, свежевать убитую дичь, изъясняться языком охотников и золотоискателей-одиночек...
– Вы учительница?– решил он проверить свое предположение.
Кем еще Анжелика Ермолаева могла быть в таежном поселке?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет. У меня вообщем нет никакого образования, и я нигде не работала, ни 1-го дня. Официально школьный аттестат я получила в Ушуме, сдавала экстерном. Чтобы обучаться, мне следовало жить в интернате, а мама и дядя Аркадий и слышать о этом не желали. Потом, когда мне исполнилось 20 лет, он осмелился на переезд с хутора в поселок. Это далось ему с трудом!
– Дядя Аркадий вам кто?
– Отчим. Отца собственного я не помню, мама погибла 10 годов назад от пневмании. Пока Аркадий Николаевич ездил в поселок за фельдшером, ее не стало. Наверное, ей не посодействовали бы никакие лекарства – она просто утомилась от жизни в захолустье, от безысходности, от страшных бытовых критерий, и захотела уйти. – Лика разговаривала о погибели мамы безмятежно, но глаза ее наполнились слезами. – Отчасти потому отчим оставил хутор… Ему стало тяжело жить там, где прошли их с матерью лучшие годы. Но мне он объяснил по-другому: дескать, в моем возрасте следует подыскивать жениха и творить семью. Не выходить же замуж за лесного духа?
Лика опустила глаза, ее скулы порозовели.
«Чего-то не договаривает», – додумался сыщик. И спросил:
– То есть вы переехали в Ушум в поисках пригодной партии?
– Так разговаривал Аркадий… Аркадий Николаевич, – поправилась она. – Он требовал.
– Его фамилия Ермолаев?
– Селезнев. Ермолаева – фамилия моей мамы. Они с отчимом состояли в гражданском браке. Так это, кажется, принято именовать?
– Почему вы не работали?– спросил Смирнов.
– Во-первых, в Ушуме не было вакансий для таковой избалованной девицы, – пошутила Лика. – А во-2-х, я в деньгах не нуждалась. Все мои потребности обеспечивал отчим. Значение средств я осознала полностью лишь по приезде в Москву. Кстати, я в состоянии оплатить ваши сервисы – давайте оговорим размер подготовительного гонорара.
Всеслав именовал сумму. Лика соответственно кивнула – без потрясений, без раздумий положила на столик конверт с средствами.
– Хорошо. Возьмите пока на текущие расходы…
Сыщик к ним не прикоснулся.
– Но… Вы же не откажете мне в поддержки?– смутилась она.
– Пока я не знаю, что от меня требуется. Поведайте о ваших дилеммах, боярыня. – Смирнов невольно перешел на ее слог. – Тогда я определюсь, браться за дело или нет.
– Это длинная история. И… смею вас убедить, я не страдаю искренней хворью не склонна к патологическим фантазиям. Если вы мне не поверите, то я останусь один на один со своими страхами…

* * *
Ночной ресторан клуба «Элегия» прославился разнородной кухней, интерьером в стиле модерн и хорошим обслуживанием. Много изогнутых, прихотливых линий, стекла, цветных витражей с ирисами и лилиями, много благовидной мебели и превосходная музыка.
– Что закажем?– спросил Ростовцев у собственной прелестной спутницы.
Он с наслаждением увидел: на их оглядываются. Альбина и по правде смотрелась великолепно – будто выпорхнувшая из эры роскоши необычайная птица. Обтянутое белоснежным атласом стройное, мощное тело, в приподнятых наверх пышноватых смоляных волосах блещет жемчужная шпилька, – при таком великолепии личико теснее не имеет значения. Но и оно подчеркнуто роскошно: легкий мейкап, розовая помада на губках, умело подведенные веки… Блеск!
Альберт пренебрегал о меню, искренно любуясь собственной визави. Что ни скажи, а за госпожу Эрман алеть не придется – ее неустрашимо можнож брать с собой в хоть какое странствие, в хоть какое сообщество, выводить на хоть какой уровень. Куда до нее симпатичным девчонкам с схожими «ослепительными» усмешками и беспокойными очами, кое-как натасканным в школах моделей и секретарш!Это все одинаково что сопоставлять арабскую скаковую лошадка и обыденную, наскоро ухоженную не очень попечительным конюхом кобылку.
Он словил себя на том, что мыслит о сидящей против красавице-женщине как о лошадки, но не устыдился. Точно так же он мыслил бы, избирая кар, костюмчик или иную вещь для собственного использования – с сиим же подходом. Хорошие вещи недешево стоят, и он готов выплачивать. Почему любовница не обязана быть представительной?Ведь она в неком роде представляет мужчину…
– Давай закажем маринованного угря, – предложил он, оборвав мысль.
– Я не люблю китайскую кухню.
– Эта рыба необыкновенно превосходна под имбирным соусом, – убеждал Ростовцев.
Альбина предпочитала традиционную пищу – шницель и пасту, к примеру. Или телятину с овощами. После шутливых препирательств остановились на жареной спинке косули с брусникой.
– Я уступаю лишь потому, что тут не могут готовить китайские блюда!– рассмеялся Альберт.
«Мужчина, который собирается сделать предложение, не ведет себя сходственным образом, – в смятении мыслила хозяйка «Камелии». – Что происходит?»
Неожиданное волнение обхватило ее. Неотразимая и высокомерная с иными, она вдруг ощутила, как ситуация выходит из-под контроля, и все закончило ее веселить: собственная элегантность, приглушенный свет люстр, бессильная мелодия скрипки, французское шампанское и этот непонятный, уверенный в себе мужчина, за которого она желает выйти замуж. Ох как желает!А он не спешит связать себя узами Гименея...
– Потанцуем?
Он изящно, проворно повел ее под звуки танго – оказывается, хозяин Ростовцев умеет и это, – без трудных па, но с отличительными приемами, со страстью. Он слегка рисовался, играл перед публикой, и гости ресторана отвлеклись от пищи и выпивки, следя за вызывающе благовидной парой.
«Они нам завидуют… – с горечью отметила Альбина. – Если бы они знали, как трудны наши дела с Алеком, как непредсказуемы. Как холоден, закрыт он навещает, как неприступен в собственной самостоятельности, как непреклонен!Но он любит меня и рано или поздно сдастся».
Ростовцев отдавался танцу, тем не наименее храня равнодушие и четкость, взыскательную чистоту рассудка. Он пристально, настороженно прислушивался к себе – что сердечко, встрепенулось?Ничуть не посещало. Дыхание стеснилось от прытких, порывистых движений, от близости дамы, от аромата ее духов, от выпитого шампанского – лишь и всего. Тогда как мысль продолжала работать отстраненно, фиксировать тончайшие аспекты настроения, эмоций.
«Неплохо иметь супругой Альбину Эрман, – рассуждал снутри него кто-то деловой, объективный и вольный от предрассудков. – Она будет благородной парой. Так почему же я не произношу тех слов, которых она ожидает от меня?Почему я молчу и мешкаю?Ведь свадьба не навек – можнож и развестись, ежели вдруг не заладится. Я пригласил эту даму для того, чтоб сделать ей официальное предложение, а сам не решаюсь, будто я школьник или недотепа, боящийся отказа. Альбина теснее согласна!Мы два знаем – и она, и я, – что формально брак ничего не добавит к нашим отношениям, не считая общего проживания и определенного статуса».
«Разве сходственные идеи прибывают в голову любящему человеку?– спорил такую точку зрения хитрый, беспощадный 2-ой внутренний глас. – Влюбленный мужчина немножко опьянен, немножко безумен и безгранично велик в этом собственном ощущенье, исполненном романтики и трепета. Твои же расчеты отвратительны, в их нет ни грамма любви, одна лишь выгода. Твоя способность все учитывать, охватить все аспекты сделки подходит для бизнеса, но не для любви. Зачем тебе жениться, Ростовцев, ежели ты вымеряешь необходимость союза мужчины и дамы, как фармацевт вымеряет порошки от головной боли?Максимум выгоды и минимум ущерба. Таинства свершаются на небесах, бедняжка Альберт, но не в аптеке!Ты что-то перепутал».
Кто был сиим вторым, Ростовцев не знал. Принадлежал ли глас его душе, тому сокровенному, которое и являлось его глубочайшей, подлинной сутью?Или то выскакивал, как клоун на арену, постоянный оппонент и усердный спорщик?
– Поедем ко мне, – шепнул Ростовцев Альбине на ушко.
Надо же было что-то разговаривать. Слова о грядущей свадьбе застряли в горле; как ни пробовал Альберт произнести их, у него не выходило. Если быть до конца правдивым, не очень он и старался.
«Так заведено, – утверждал он себе. – Достигшему 30 лет мужчине пора обзаводиться семьей – супругой, детишками. Смешно, ей-богу!Мне теснее перевалило за 30 5, а я все еще не решаюсь ступить на этот шаткий мостик под заглавием «брак». Чего мне опасаться?Как бы ни сложились происшествия, я сумею обеспечить деток, позаботиться о их будущем. Жене дам отступного в случае развода…»
«Опять?! – даже как-то взвизгнул от радости 2-ой глас. – Ты будто трамвай, милейший Альберт: постоянно съезжаешь на проложенную колею. Стыдно, дружок!Ты еще не успел облачиться в свадебный фрак, а теснее анализируешь развод. Ты будто договор подписываешь с ненадежным партнером!»
«Кстати, почему бы не договор?– возразил Ростовцев. – Брачный контракт».
«Фи!Это уж, братец, вопиюще дурной тон!– возмутился 2-ой. – Мелочно… Низко и недостойно тебя. Собираешься жениться на великолепной, разумной, преуспевающей даме, что само по себе не нередко встречается, и заблаговременно взвешиваешь варианты отхода. А впрочем… Присмотрись к ней внимательнее, дорогой: она не взирая именовала свои салоны «Камелия». Нет, я не на «даму с камелиями» намекаю – госпожа Эрман не из их числа – я на сами цветочки, которые не имеют запаха… Они благовидны, роскошны – никто не спорит – но аромата нет!Камелии не благоухают, драгоценный Альберт. Им чего-то не хватает для совершенства…»
От этого изнурительного разговора Ростовцеву захотелось опьянеть. Не шампанского – водки, и побольше. Второй глас был фамильярен, ироничен и зол. Он просто и беззастенчиво глумился!
Альбина не подмечала данной странной и невыносимой раздвоенности Альберта, ей стало горячо от его шепота, предложения поехать к нему, в его квартиру на Петровке, где узко от китайских ширм и ваз династии Мин и где изо всех углов глядят, разинув зубастые пасти и высунув длинноватые языки, красноватые, голубые, зеленоватые и желтоватые драконы. Раньше она абсолютно растаяла бы от его слов, от желания, сквозящего в них… Но лишь не на данный момент, не на данный момент. Выходит, он берет паузу!Он не собирается…
– Я хочу кофе, – выжгла Альбина, удерживая готовые выступить слезы. – И грушевый штрудель на десерт.
– Хорошо.
Оба осмысливали, что происходит, и продолжали делать вид беззаботной, веселящейся пары.
Ростовцев подозвал официантку и сделал заказ.
– Принесите водки, – приказывал он напоследок. – Ты будешь?
Госпожа Эрман отрицательно повела головой и уставилась на музыкантов, опасаясь выдать взором или жестом свое огорчение. От того, что она старалась казаться природной, ее личико и все тело напряглись, и это напряжение передалось Альберту.
«Какого черта?– раздраженно поразмыслил он. – Зачем мы, находясь рядом, разыгрываем клоунов?Ведь светло же, чего же желает она и чего же хочу я!Хочу ли?Хочу… Хотел до недавнего медли. Но что с тех пор поменялось?Ровным счетом ничего».
«Ты опять гипнотизируешь сам себя!– взялся за свое 2-ой глас. – Убеждаешь, как учитель жизни, гуру, учит бесхитростного несмышленыша. Если кто из вас с Альбиной и шут, то пальма главенства очевидно принадлежит тебе, дражайший Альберт. Ты не знаешь, чего же желаешь?Ха-ха!Разве не это качество ты больше всего не приемлешь в людях?Других ты судишь чрезвычайно сурово… Как же сейчас быть с самим собой?»
Официантка принесла десерт и водку. Ростовцев опьянел, откинулся на спинку стула, ждя облегчения… Оно не наступало. Альбина пригубила кофе, принуждая себя усмехаться. Густая бурая капля сорвалась с чашечки и свалилась на белоснежный атлас юбки, растеклась некрасивым пятном…
Романтический вечер в «Элегии» был безнадежно испорчен.