Владимир Серкин «Шаман в городе» - «Эзотерика»

Жизнь общества Шаман описывает очень своеобразно. Например, он говорит, что с 2000 по 2004 жил в «темной полосе». Термин, насколько я понял, характеризует какой-то глобальный переменный процесс (темные и светлые полосы) в жизни общества.
—
Почему «темная полоса»?
—
Приходя в город через много лет, попадаю в светлую или темную полосы.
—
Связано с уровнем жизни, порядка?
—
С доминированием темных или светлых групп людей.
—
Ну, отличить темные от светлых иногда очень трудно.
—
Почему так думаешь?
—
Нет критерия. Ни одежда, ни должности, ни уровень разговоров помочь не могут.
—
Часто люди не замечают различий из-за их простоты.
—
Есть простой критерий?
—
Посмотри на наиболее успешных и пойми, почему считаются успешными.
—
В разных группах разные критерии успешности.
—
Есть общий один.
—
Какой?
—
Устремление к духовности или к свинье.
—
Как это «к свинье»?
—
При устремлении к свинье успешными считается те, кто комфортнее живет, слаще жрет и трахается.
—
Да, даже и во многих властных структурах так.
—
Но даже самым крутым не угнаться за хряком среди свинок в теплом хлеву.
—
А почему «устремление»?
—
За «победы» в жизненной гонке положен приз — достижение идеала в следующей. Индийцы называют это кармическим перевоплощением. Такие «победители» вновь родятся свиньями.
—
Они же не хотят свиньями.
—
Человек реально хочет не то, что он об этом думает, а то, что проявляется в его делах и поступках. По делам и по жизни его.
—
А сейчас какая полоса?
—
Светает.
08.11.97
В вопросах Шамана о Москве, Санкт-Петербурге, Риге и других городах чувствуется наличие своеобразной системы. Например, рассказы о проверке документов в Москве он слушал, зевая, а о магнитных картах долго расспрашивал и был недоволен неполнотой ответов; вопрос о ценах он считал несущественным, а то, что в метро стало меньше красивых женщин — очень существенным. Мою версию о том, что красивые женщины пересели в автомобили, он одобрил, а версию о конкуренции как основе ценообразования — высмеял. Его высокий уровень социальной компетентности при отшельническом образе жизни удивлял меня.
—
У тебя есть паспорт?
—
Спрятан возле города.
—
Откуда?
—
Море и горы дают все. Когда я нашел этот паспорт, его владельцу уже нельзя было помочь.
—
А настоящий?
—
Настоящие документы давно истлели.
—
Ты где-то прописан?
—
Зарегистрирован.
—
Как это делаешь?
—
В следующий раз ты немного поможешь мне и узнаешь.
—
Как можешь знать, не бывая в городе?
—
Знаю города также хорошо, как море или горы.
—
Откуда?
—
Я прожил в городах много дольше тебя и еще собираюсь жить в них.
—
Как давно начал так жить?
—
Сослали меня в Якутию еще как правого эсера. Я сразу ушел на Восток, к океану.
—
Сам?
—
Договорился с Фогельманом для работы в его группе.
—
Но и здесь люди жили: Охотск, Ола, Гижига, Марково...
—
И здесь достали. В двадцатых я имел бартер с японскими компаниями.
—
Здесь были тогда японские компании?
—
Пытались торговать и работать.
—
Не помнишь какие?
—
Чите-Шока, помню. Потом по именам владельцев шхун помню — Танака, Юзара, Кумакици. Смотри-ка, забыл некоторых.
—
При Сталине тебе это, конечно, припомнили?
—
При Дальстрое, вылечил одного старого несчастного особиста. Он сказал, что грозит за этот бартер.
—
Что он сказал?
—
Что на «Генри Ривере» везут «мое дело» с приговором.
—
Он был прав?
—
Компаньоны, которые не решились уйти, умерли в лагерях.
—
Может они, действительно могли сообщить японцам что-либо стратегически важное?
—
Конечно. Здесь была целая рота медведей и дивизия зайцев.
—
Как ты ушел?
—
На юг, потом на запад по Охотскому тракту. Советские им уже мало пользовались. В Олекминске купил документы.
—
Что ты брал у японцев?
—
Все. Даже купил жену.
—
Японскую?
—
Тогда это было обычно.
—
Именно купил?
—
Я попросил, и через год мне привезли девушку.
—
Много привозили японских девушек?
—
В восемнадцатом—девятнадцатом веках японцы, китайцы, корейцы, американцы постоянно кого-нибудь привозили и увозили.
—
А русские?
—
Русских, конечно, было больше. Они с пятнадцатого века приходили по суше всем отрядом или караваном, а не единицы, как с кораблей.
—
Что стало с той японской девушкой?
—
На следующий год отправил домой. Им очень плохо здесь зимой.
—
У вас был ребенок?
—
Нет. Быстро понял, что придется отправить. Боялся, что зиму не переживет.
09.11.97
Собираюсь в город. Нужно сделать крюк от землянки Шамана к моему домику, забрать паспорт и в нем деньги на дорогу. Из леса иногда выходишь в таком виде, что могут и спросить документы. Шофера на этом участке трассы рассказывают друг другу обо мне всякие мифы: «На тысячу километров ни одного поселка, и мужик пеший на дороге голосует»... И выдумки всякие. Это неплохо. Предупреждены, не боятся, подсаживают. Со своей стороны, стараюсь поддерживать хорошие отношения: когда проставлюсь, когда с мелким ремонтом договорюсь и заплачу... Здесь важны не деньги, важно, что человек стремится быть благодарным.
Все же досадую немного, что не взял паспорт, когда пошел к Шаману. О паспорте на побережье не думаешь, как о вещи из другой жизни. Вспомнил вчерашний разговор с Шаманом.
—
Ты захоронил труп, у которого взял паспорт?
—
С понятием. И крест поставил. Хотя не вижу в этом смысла.
—
Зачем тогда?
—
На нем крестик. Возможно, верующий.
—
Не понимаю. Ему уже было все равно, для тебя бессмысленно. Зачем?
—
Ему — не все равно. Для него есть смысл.
—
Но он же был мертв, когда ты его нашел.
—
Тело мертво, но при чем здесь смысл?
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, и я решил изменить вопрос.
—
Зачем тебе его смысл? Ты поступил социально?
—
Нет. Просто выполнил договор.
—
Какой еще договор?
—
Я взял у него паспорт и похоронил его так, как ему бы хотелось.
—
Я что-то не понял в сути договора?
—
Другими словами: отдал несколько своих действий его смыслу. В благодарность за паспорт. Это просто кратковременное сотрудничество.
—
Может быть, нужно было сообщить родне.
—
Кто я такой, чтобы отнимать у людей надежду.
12.06.05
В такие яркие дни море синее-синее. Гораздо синее южных морей. Холодно, и не разводится столько всяких микроорганизмов. Чистое преломление света. Тот, кто привыкает к чистым цветам, звукам и энергиям, в городе начинает нестерпимо скучать по ним. Человека тянет на побережье, в горы, в тундру, хотя он не всегда осознает — почему. Я привык, и мне трудно без моих регулярных переходов. Шаман привык, конечно, еще больше, но легко прожил, не выезжая, три года в городе.
—
Как начинаешь приспособление к городу?
—
Сначала как все — ищу временное жилье.
—
А не как все?
—
Смотрю ночью небо над освещенной площадью или улицей.
—
Что там?
—
На грани электрического света и тьмы можно иногда заметить трепетание энергетических существ.
—
Это кто?
—
Еще нет названия на языке людей, но они определяют энергетику города, его ритм.
—
Появляются по вечерам?
—
Есть всегда, но так их легче заметить.
—
Что делаешь с ними?
—
Наблюдая их, воспринимаю ритм и гармонию города.
—
А взаимодействовать можно?
—
Они живые и осознают себя, но практика взаимодействия тебе пока не нужна.
—
Почему?
—
Ты боишься и будешь напрягаться — воспримут тебя враждебно.
—
Люди знают про них?
—
Многие горожане чувствуют.
—
Как?
—
Иногда вечером, ночью или рано утром видят улицы особенно прекрасными или особенно жестокими.
—
Да, и со мной бывало.
—
В это время люди видят на грани света и тьмы энергетические существа города.
—
Почему же не осознают?
—
Вместе с осознанием приходит тревога. Существа [раздражаются] и удаляются. Для человека это как будто «вдруг» пропала красота или смысл.
—
Так они разные?
—
Естественно.

26.09.04
Встретились с Шаманом в Москве в огромном стекло-бетонно-пластиковом здании, напоминавшем Пентагон. Он приехал по своим делам. Говорили на ходу. Между прочим, Шаман сказал, что впервые здесь и пару раз спрашивал встречных о расположении нужных офисов в здании. Минуты через три я полностью потерял ориентировку среди многочисленных запутанных коридоров, переходов, спусков и подъемов и просто ходил за Шаманом. Он же, наоборот, стал прекрасно ориентироваться, и уже к нему стали обращаться за помощью встречные, ищущие входы, выходы или лифты. После очередной четкой инструкции Шамана, объяснившего женщине: «Направо до конца, там прямо по единственному коридору и в торце вниз», я поинтересовался.
—
Так ты уже бывал здесь?
—
Сказал же, нет.
—
А как ориентируешься?
—
В Москве, в общем, легче, чем на побережье. Особенно, если там густой туман.
—
Но конкретно в этом здании.
—
Здесь много дел. Поэтому я сначала объехал здание, запомнил деревья, щиты, другие дома. Теперь достаточно взглянуть в окно, чтобы понять, где мы находимся.
—
Долго, непривычно.
—
Первый раз долго. Через несколько раз — мгновенно.
—
Есть еще признаки, закономерности?
—
Конечно. Как и у местности.
—
Какие?
—
Между хребтами всегда речка или ручей, внизу растительность гуще, чаще лиственные...
—
Нет, признаки зданий.
—
Лифты привязаны к опорным линиям, в торцах фрагментов всегда лестницы, туалеты, как правило, у входов и у запасных лестниц, если коридор перекрыт, то на этаж выше или ниже почти всегда переход. Это уже пожарники требуют. Поброди полдня по незнакомым московским зданиям и вокруг, увидишь кучу признаков. На всю жизнь научишься.

Отрывок из книги
Владимир Серкин «Шаманский лес»