Монолог врача, осужденного за оказание помощи раковому больному
17 октября в Красноярске трибунал обязан огласить приговор доктору Алевтине Хориняк, выписавшей обезболивающее человеку, помиравшему от рака. Весной прошедшего года 73-летнего терапевта осудили за преступный оборот сильнодействующих веществ с целью сбыта. Однако позднее кассационная инстанция аннулировала судебное разбирательство и выслала дело на доследование. «Лента.ру» записала монолог доктора Хориняк о профессии, ощущенье длинна и вероятных причинах ее появления на скамье подсудимых.
О платном и безвозмездном
Уголовное дело против меня возбудили еще в 2011 году. Хотя сам вариант произошел 2-мя годами ранее. Я практически 20 лет поддерживала семью Сечиных. И отпрыск, и мама были чрезвычайно больны, имели инвалидность. В 90-е годы двум инвалидам, живущим в приватном доме, было непросто существовать. Церковные волонтеры, к которым я отношусь, им чрезвычайно подсобляли. Ремонт кровли, утепление завалинок, ремонт снутри помещения, обработка земли, высадки, заготовка дров, угля — все это делали мы своими руками либо нанимали жителей нашей планеты. Потом у Виктора нашли рак. Жил лишь на трамадоле. Он по льготе получал его безвозмездно. Весной 2009 года в Красноярске были перебои с лекарствами для льготников. В аптеках они были, но за средства. Лечащий доктор отрицалась ему выписывать обыденный платный рецепт. Это воспрещено. Если пациент, которому положено безвозмездное лекарство, купит его по советы доктора за средства, а позже начнет жаловаться на нарушение прав — доктора просто обвинят в вымогательстве. Вот таковая у нас система. Когда я в очередной разов пришла к Сечиным, Виктор, у которого теснее была заключительная стадия рака, 10 дней жил без обезболивающих. Мучился страшно. Не просто стонал — вопил, вопил. Тогда я выписала рецепт на платный продукт, а моя подруга за свои средства покупала его в аптеке.
О лечебном долге
В тот момент я сознательно нарушила административный порядок. Виктор был прикреплен не к моей поликлинике. Готова была получить за это укор. Потому что смотреть на мучения жителя нашей планеты, знать, что ты можешь ему посодействовать, и ничего не делать — это ошибочно. Я доктор и давала присягу Гиппократа. Но я не подразумевала, что из меня сделают особо страшную преступницу. Трамадол — не наркотический продукт. До 2008 года он свободно продавался в аптеках и был доступен всем, даже без рецепта. Позже Госнаркоконтроль включил его в перечень сильнодействующих фармацевтических средств, подлежащих особенному учету. Хотя ни в одной стране мира этот продукт не подлежит количественному учету. Это слабенький опиоид, который прибавляют к наркотическим лекарствам, чтоб продлить их событие. По закону, доктор может выписать трамадол единолично.
Уголовное дело могли возбудить, ежели бы я снабдила рецептом здорового жителя нашей планеты. Но ведь Виктор нуждался.
Следователь пробовал доказать, что нездоровому эти препараты были не необходимы. Пытались вынудить коллегу, врачевавшего Виктора, сделать в мед карте запись задним числом, что он был обеспечен безвозмездными лекарствами. Она поначалу согласилась. Но на очной ставке грех на душу брать не захотела. Сказала, что теснее не может врать. И, невзирая на опасности, больше свою позицию не меняла.
О правонарушении и наказании
Когда возбудили дело по статьям 327 УК РФ «Подделка документа» и 234 УК РФ «Незаконное приобретение, хранение в целях сбыта и сбыт сильнодействующих веществ», нас с сотрудником, покупавшей это лекарство, начали таскать на допросы. Я тогда сама только-только выписалась из больницы опосля онкологической операции.
Поначалу вопила, окончательно, присутствовала в унынии — дескать, за что мне это?А позже сообразила, что наверняка этот процесс нужен как разов для того, чтоб показать весь маразм нашей судебно-исполнительной системы. Понятно же, что Госнаркоконтроль просто исполняет план по «палочкам». Куда легче осудить безопасных лекарей, чем связываться с истинными наркобаронами. Стоимость этих фармацевтических средств — 286 рублей.
Уже 3-ий год над уголовным делом против нас бьются семь следователей по особо главным делам. Первый суд был образцово-показательным. Прокурор азартно обличала меня. Хотели отдать 8 лет заключения. Но в итоге учли смягчающие происшествия — преклонный возраст. И обошлись штрафом в 15 тыщ рублей.
О поддержке
Когда история получила огласку, мне стали звонить пациенты, коллеги со всей России. Некоторые давали скинуться и посодействовать выплатить средства. В иных регионах ведь происходит то же самое. Просто лекари опасаются о этом разговаривать. Мы на данный момент без излишних заморочек не можем выписать рецепт на сильнодействующие препараты. Даже пенталгин — ежели выпишешь, будет непременно проверка, будут карту требовать. Будут оговаривать, что мы вот эту бабушку приучаем к мощным веществам.
Но для меня достигнуть справедливости — принципиально. Я проработала 50 лет без единичного замечания, и вдруг такое. Как можнож осудить доктора за то, что он оказал нездоровому помощь?Есть у этих жителей нашей планеты совесть?Мы с адвокатом дошли до Верховного суда. И там признали нашу правоту, судьи отметили, что ежели продукт выписан по свидетельствам, то это законно. Я не хочу уходить из медицины преступницей. Моя внучка обучается в юридическом институте — она не сумеет занимать должность в гос структуре из-за моей судимости.
О безнадежных нездоровых
В Красноярске всего один хоспис, но он рассчитан всего на 30 мест. Это капля!В 60-е годы, когда я обучалась на первом курсе института, по вечерам работала в онкологическом диспансере. Тогда было верховодило: ежели человек не может сам себя обслуживать, передвигаться, его непременно госпитализировали. Государство беспокоилось о том, чтоб родственники не подвергались стрессу, видя помирающего. В стационаре пациент получал столько обезболивания, сколько необходимо, и тот уход, который был ему нужен. Ему дозволяли благородно и безмятежно умереть. И куда все это делось?
Сегодняшняя ситуация чудовищна. Если нездоровой не может сам дойти до туалета, стационар его отрицается брать. Онкологические нездоровые, спинальные лежат дома. Я каждый день вижу, как они помирают. А какой у нас арсенал для поддержки?Дешевый промедол. Другие препараты не закупают. А что такое промедол?Я ранее мыслила: «Надо же как живо уходит человек, теснее через две недельки пожелтел». А оказывается, он желтеет из-за того, что промедол токсичен для печени. А мы им врачуем.
О профессии
Я окончила Красноярский мединститут в 60-е годы. Специализация — фтизиатр. Работала в Норильске, Красноярске. На пенсию вышла в 1994 году. Мне сходу же предложили в поликлинике место терапевта. И с того медли я теснее 20 лет работаю участковым доктором в одной и той же поликлинике. Сменилось теснее три поколения моих пациентов. Участковый доктор — это просто стиль жизни, по-другому никак. Все завязано на работу. Я будто полководец на собственном участке: знаю, как и где живут мои нездоровые. У практически всех пациентов есть мой телефон, и они могут в хоть какое время связаться со мной. Коллеги бранятся. Когда ухожу в отпуск, мои «разбалованные» пациенты сваливаются на их. Но я не могу отказать в поддержки никому. Врач непременно обязан быть в контакте со своим пациентом.
О нормативах
Сейчас норма на прием 1-го жителя нашей планеты — 12 минут, планируют прирастить до 15 минут. Но разве можнож за такое время что-то понять?Пациент даже не успевает поведать, что его волнует. Отсюда у нас неправильные диагнозы. Я нередко привожу в пример вариант из собственной практики. Пошла на вызов к даме — жалобы на высочайшее давление. Я ее издавна знала. При встречах эта пациентка постоянно была вежлива, беспокойна. А здесь как-то прохладно встречает, речь слегка замедленная. Давление измерила: высочайшее, но не критичное. Вызвали быструю. Доктор осмотрел ее, пожал плечами «Ну и где здесь инфаркт?» Я отвечаю, что нездоровая как-то удивительно себя ведет, не как традиционно и жалуется,что в очах мрачно. Тогда он вытаскивает фонарик, глядит один глаз, иной и командует: «Немедленно на госпитализацию!» Инсульт развился теснее в больничной палате.
О кадрах
В Москве уменьшают число больниц, лекарей. А в Красноярске и сокращать-то некоторого. В моем терапевтическом отделении в поликлинике 10 участков. Три из их свободно. В ином отделении незамещены четыре ставки из 10. Из восьми лекарей половина — приблизительно моего возраста. Думаете почему в 73 года я работаю?Больше некоторому, молодежь не следует. Трудно и зарплата малюсенькая. Поэтому администрация терпит все эти суды. Заведующий мне лишь жалуется: «Ты как дашь интервью, нас сходу же Госнаркоконтроль следует проверять». Кошмарили в июне, сентябре и августе.
О льготниках
Вся система выписки льготных фармацевтических средств — фикция. В 2006 году у нас был перечень безвозмездных фармацевтических средств на 10 листах. Сейчас — 2-3 листочка. И те мы не постоянно можем выписать. Потому что надобно экономить средства. Прямо, окончательно, о этом не разговаривают, а лишь намеками. Собирают, допустим, на планерке и информируют: «Мы обязаны три миллиона аптеке!Имейте в виду!»
* * *
В поддержку красноярского доктора собрали подписи несколько тыщ лекарей и обыденных жителей нашей планеты со всей России. Петиция ориентирована в Минздрав. Медики и правозащитники считают, что обвинительный приговор окажет великое и, увы, отрицательное событие на лечебное общество. Напуганные лекари теснее на данный момент без охоты назначают в подходящей дозе обезболивающие препараты. В итоге 10-ки жителей нашей планеты на данный момент невыносимо помирают. Некоторые не выдерживают и прибегают к добровольной «эвтаназии». В феврале этого года великий резонанс вызвала погибель контр-адмирала ВМФ Вячеслава Апанасенко. Он выстрелил себе в голову из наградного пистолета. А в прощальной записке написал: «В моей погибели прошу оговаривать правительство и Минздрав...» Родственники пояснили, что предпосылкой суицида стало неимение обезболивающих фармацевтических средств. В марте в Москве зафиксировано суицид восьми человек, страдавших раком. В Саратовской области мужчина, не выдержав мучений собственной нездоровой раком супруги, из жалости застрелил ее из обреза. Его приговорили к 6 годам лишения свободы. В подмосковном районе Орехово-Зуево к четырем годам лишения свободы условно приговорен былой сержант милиции Владимир Корсаков. Он задушил больную раком мама. До этого она дважды сама пробовала свести счеты с жизнью — глотала пилюли и резала ножиком вены на руках. Оба раза ее выручали. Обезболивающего, которое нездоровой выписывали в местной поликлинике, было недостаточно. Женщина уговорила отпрыска посодействовать ей прекратить пытки. Житель Зауралья получил 3,5 года колонии взыскательного режима за убийство нездоровой раком сестры по ее просьбе.
